пенистый кубок.
— Вы все пьете… — Лисандра лишь констатировала очевидное.
— Ну да! Хочешь пивка? — Эйрианвен даже причмокнула от удовольствия. — Египетское! Самое вкусное!
— Нет, благодарю. Неразумно напиваться в стельку перед сражением.
— Ха! — восхитилась Сорина. — Что за советы от ветерана, участвовавшего в одном-единственном сражении, притом образца трезвости! Извини, что не падаю на колени перед величием твоего опыта.
— Какую обиду я причинила тебе, амазонка? — осторожно поинтересовалась Лисандра.
Ей совсем не хотелось, чтобы между нею и Сориной вспыхнула еще одна свара.
— Ты, девочка, не того полета пташка, чтобы я на тебя обижалась, — хмыкнула в ответ Сорина. — Посмотри на себя и на этих твоих подружек. — Она небрежно ткнула в ту сторону, где сидели эллинки. — Вы всего лишь скот, предназначенный на убой. Новички выживают редко. В тебе, например, я не вижу того, что для этого требуется.
— Ты напилась, — резким голосом сказала Лисандра. — Но тебе не следовало бы меня оскорблять.
— Конечно, я напилась, — ответила Сорина. — Пить перед битвой — значит воздавать честь богам, в которых веришь. Если ты была жрицей, то должна это знать.
— Мы не воздаем честь Афине, валяясь в пьяном оцепенении. Глупо выходить на бой, когда с похмелья трещит голова.
— Ты же доверяешься своей богине, ведь так? — Сорина поставила чашку на стол, разделявший их.
— Конечно, — сказала Лисандра.
— В таком случае нет большой разницы, умрешь ты пьяной, трезвой или вовсе похмельной. Получается, что для жрицы ты весьма маловерна.
Лисандра встала и выпрямилась.
— Я пришла пожелать вам удачи. Но я не желаю быть девочкой, которую бьет старая кляча, погрязшая в выпивке и рассуждениях о былой славе!
Она повернулась и ушла, не дожидаясь, пока Сорина изобретет достойный ответ. Спартанка набрала полную грудь воздуха и с усилием выдохнула, изгоняя из своего тела дурные токи гнева. У нее неожиданно заболела голова, она решила уйти с пиршества и лечь спать.
Их закуток, понятное дело, был пуст. Все прочие женщины наслаждались разгульной свободой. Лисандра сняла сандалии, забралась на ложе, села и подтянула коленки к самому подбородку. Ее мысли помимо воли крутились вокруг завтрашних событий, которые могли завершиться как угодно. Лисандра не боялась наступления утра, скорее уж, она ждала его с предвкушением. Жрец-афинянин был прав, когда упрекал ее. Воинское учение не стоит ломаного гроша, если оно не проверено в настоящих битвах. Что проку от самого острого меча, если не вынимать его из ножен? Как оценить закалку клинка, не скрестив его с другим? У спартанки не было никакого сомнения в том, что завтра она победит свою соперницу. Тогда-то все и узнают, на что она способна!
Эта мысль согрела ее, и Лисандра улыбнулась в потемках.
В это время дверь каморки раскрылась. Девушка вздрогнула и позабыла о своих размышлениях. Она обернулась и увидела в дверях силуэт Эйрианвен. Силурийка держала в руках сосуд с вином и что-то говорила охраннику. Лисандра расслышала несколько слов, потом — безошибочно узнаваемый звон монет, переходящих из одних рук в другие.
Наконец Эйрианвен вошла в каморку и закрыла за собой дверь.
— Я тебе вина принесла, — просто сказала она, подошла к ложу и, не дожидаясь приглашения, села против Лисандры.
У той сразу пересохло во рту, а где-то глубоко внутри забили невесомыми крыльями бабочки. Ладони девушки вдруг стали влажными и холодными, зато сердце участило бег.
— Я сегодня не пью, — пробормотала она, совсем запутавшись в своих чувствах и ощущениях.
— Чепуха! — Эйрианвен вложила ей в руку бутыль. — Я тут смешала три части воды и одну часть вина, как это делаете вы, греки.
Лисандра улыбнулась и тотчас простила гостье даже то, что та назвала ее на римский лад. Обычно она оскорблялась, когда ее именовали гречанкой, а не эллинкой.
— Ну, тогда… Тогда почему бы и нет?
Чувствуя на себе взгляд силурийки, девушка пригубила напиток, после чего обнаружила, что не может посмотреть Эйрианвен в глаза.
— Не обращай внимания на Сорину, — проговорила та негромко. — Она на всех бросается, когда под хмельком. Я пришла за нее извиниться, Лисандра. Ты, наверно, считаешь нас варварами, но у нас тоже есть свои правила…
Она возвела глаза к потолку и даже пыталась помочь себе жестами в поисках нужного слова.
— Приличия, — подсказала Лисандра.
— Да! — Эйрианвен щелкнула пальцами. — Приличия, вот. Сорина нагрубила тебе, но что взять с пьяной! Утром она проснется и сама пожалеет о сказанном.
Лисандра передала ей сосуд.
— In vino veritas, Эйрианвен. Истина в вине. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не любит она меня, а за что?
— Она всех греков и всех римлян не любит… Ой, не так. Сорина не любит все то, что олицетворяют греки и римляне. Цивилизацию, законы, прямые дороги и рассуждения философов. Все это — надругательства над нашей Матерью-Землей. Это неестественно. Грешно идти против установлений богини.
— Но я действительно жрица Афины, — заметила Лисандра.
Она выговорила это с необычайной для нее мягкостью, сама удивляясь, почему ее не выводили из себя рассуждения Эйрианвен о божественной природе вещей.
— А-ти… А-фи-на, — примерилась Эйрианвен к незнакомому слову. — Как это по-гречески!
Она рассмеялась, смешок получился несколько хмельным.
— Вам, цивилизованным людям, хочется все разложить по полочкам. Эта Ат… Аф… как ее там, в общем, она есть просто один из ликов Великой матери. Как Юнона, Венера… ну и все остальные.
Она называла богинь по римскому обыкновению, но Лисандра понимала, что у силурийки просто случая не было узнать их правильные имена.
— Не та сегодня ночь, чтобы рассуждать о богах, — подумав, проговорила она.
Взгляды Эйрианвен на сей счет были не только в корне неверны, но и порядком возмутительны. Однако затевать спор Лисандре совсем не хотелось. Она опустила глаза и невольно присмотрелась к ножкам силурийки. Это в самом деле были не ноги, а именно ножки, очень маленькие, куда меньше, чем у нее самой, и такие изысканно красивые, прямо точеные.
Лисандра невольно сглотнула.
— Лучше нам поговорить об испытаниях завтрашнего дня.
Эйрианвен поерзала на ложе, чуть придвинулась, а потом наклонилась к спартанке. Их лица оказались совсем близко одно от другого.
— Боишься? — вполголоса спросила она.
— Спартанцы ничего не боятся. — Формула, затверженная еще в детстве, вновь слетела с языка Лисандры.
Она невольно подняла глаза, встретилась взглядом с Эйрианвен и поняла, что уже не может не смотреть на нее.
А та спросила:
— Тогда почему ты дрожишь?
— Я не…
Губы Эйрианвен не дали ей договорить. Поцелуй был удивительно нежным, и Лисандра отозвалась на ласку. Потом Эйрианвен обняла ее. Дрожь, колотившая эллинку, немедленно стихла, сменившись теплом, подобного которому она никогда прежде не знала. Она почувствовала, как уплывает ее воля, как она
