Правду сказать, Луций еще таил обиду на грека за то, что тот привлек на последние игры не одну его школу.
— У меня найдется горстка-другая отважных девиц.
Фронтин тоже посмотрел на Эсхила и продолжил:
— Я забыл сказать, что желал бы придать этому зрелищу настоящий размах, показать воистину грандиозную битву. Пусть люди вспоминают о ней так же, как о великой морской битве, устроенной божественным Клавдием!
Бальб едва не поперхнулся вином.
— Но, правитель!.. — вырвалось у него. — В морском сражении Клавдия участвовало почти двадцать тысяч осужденных преступников. — Тут он замолк, запоздало сообразив, что прокуратор и будущий эдил отнюдь не шутили. — Так о каком порядке цифр мы здесь рассуждаем, благородный Фронтин?
Тот успокаивающе махнул рукой.
— Нет, — сказал он. — Конечно, не о таком. Знаешь, в чем заключается мой замысел? Примерно через два года император Домициан намерен посетить нашу провинцию. Как я понимаю, это посещение совпадет с пятой годовщиной его облачения в порфиру, равно как и с днем рождения. Очень надежные источники утверждают, что наш повелитель — ценитель и энтузиаст женских боев. Так что, полагаю, трудно придумать лучший способ отблагодарить его за оказанную нам честь, нежели грандиозное зрелище! — Фронтин наклонился вперед, все больше воодушевляясь. — Кстати, на эту мысль меня натолкнула твоя Ахиллия. Девушка выросла в спартанской школе и оказалась превосходным знатоком тактического искусства.
Бальб кивнул и мысленно поблагодарил жреца Телемаха, просветившего его на сей счет несколько месяцев назад.
— Вот тебе готовый полководец, способный возглавить эллинок, — продолжал Фронтин. — Я подумываю о том, чтобы заново разыграть битву с амазонками, о которой повествуют сказания! Представь только, Ахиллия с ее гречанками, а по другую сторону — варварская орда! Прикинь, Бальб! Ко всему прочему мы выведем игрище за пределы арены, устроим сражение непосредственно на лоне природы, точно Клавдий в старину!
«Очень неплохая идея, — рассудил про себя Бальб. — И не такая уж неслыханная. Но вот что касается стоимости подобного мероприятия… окупится ли? Ох, навряд ли».
Он решился прозрачно намекнуть на это Фронтину, но тот ни в малейшей степени не колебался.
— Деньги не должны вставать на пути истинного искусства, — ответил он Бальбу. — Мы с Эсхилом рады будем помочь тебе в покупке и содержании рабынь. Ты же, в свою очередь, обеспечишь, чтобы к приезду императора все они были должным образом обучены и готовы сражаться. Подумай, это сделает тебя владельцем величайшей гладиаторской школы во всей империи! По крайней мере, на время…
«Вот именно! — сказал себе Бальб. — По окончании резни в живых останутся очень немногие».
— Благодарю за честь, — сказал он вслух. — Зато, что почли меня достойным и способным взять на себя такую задачу. Я лишь хотел бы прояснить два обстоятельства, если позволите. Во-первых, Ахиллия должна продолжать сражаться. Ей следует составить себе такую репутацию, чтобы люди жаждали увидеть ее во главе войска гречанок! Знаю, тут есть некоторый риск. Ведь она может и не дожить до великого дня. Во-вторых, вынужден признать, что ни один отдельно взятый луд не в состоянии выставить требуемое количество бойцов. Кстати, если две наши «армии» будут жить и обучаться бок о бок, то война между ними может вспыхнуть и без нашего соизволения. Тогда нам всем мало не покажется!
Фронтин кивнул, соглашаясь с его доводами.
— Если Ахиллию убьют, то мы продолжим и без нее, сказал он. — Публике нравится кровь. Насчет двух армий все верно. Что ты предложил бы?
— Я бы посоветовал тебе нанять еще одного ланисту, — чуть не скрипя зубами, выговорил Бальб. — Пусть он готовит к сражению «амазонок», а я разыскивал бы и обучал гречанок.
Луция без ножа резала необходимость расстаться с половиной выгоды, но он понимал, что, замахнувшись на все, в итоге можно остаться ни с чем.
— О какой все же численности идет речь, благородный правитель?
Фронтин хищно, по-волчьи улыбнулся.
— Пять тысяч с каждой стороны.
Бальб мысленно ахнул, но усилием воли сохранил невозмутимое выражение лица.
— На сегодняшний день я не возьмусь ничего обещать, господин мой, — сказал он. — Естественно, я приложу все усилия, чтобы собрать требуемое количество рабынь. Страшно даже подумать, в какую сумму это сулит обойтись! И потом, время… Если учесть, сколько всего нам предстоит сделать, два года — срок очень короткий. Я ни в коем случае не желал бы унизить тебя или себя, не говоря уж об императоре, выставив никуда не годных бойцов!
Он был мастером своего дела и не желал отступать от достигнутого уровня. Скупать по дешевке полуживых преступников, успевших надорваться на рудниках, и гнать их на арену значило бы для него распроститься с репутацией, завоеванной нелегким трудом.
— Найти и воспитать достойных гладиатрикс — дело очень небыстрое и непростое, — заявил Луций. — Могу обещать только, что сделаю все зависящее от меня.
— Всем сердцем верю в твой успех, добрый Бальб, — ответил правитель.
Фронтин улыбался, но ланиста отчетливо понимал, что оплошать невозможно ни под каким видом. Нельзя — и все тут!
Пир был в разгаре. Время от времени Катувольк поглядывал на парфянина и видел, что Палка быстро двигался к полному и окончательному беспамятству. Недовольно косясь на собственную кружку с пивом, галл понимал, что и сам порядочно нагрузился. Они, уже пошатываясь, ходили кругом столов, за которыми веселились оставшиеся в живых гладиаторы, останавливаясь перемолвиться словечком то с одним, то с другим.
Нестасен не захотел к ним присоединиться. Нубиец сидел со своими приятелями из другого луда и вместе с ними, по обыкновению, нюхал дым тлеющей конопли.
Вот Палка задержался у стола, за которым собрались гречанки.
— Молодцы!.. Зубастые сучки!
Несмотря на отсутствие Лисандры, ее соотечественницы, кажется, пребывали в добром расположении духа.
Палка присел на край стола и отхлебнул пива.
— Честно признаться, я даже не думал, что в вас, распустехах, отыщется боевой дух. Но вы как-то умудрились пережить свои первые игры. Не забудьте, дуры, сказать мне спасибо!
— Мы ужасно благодарны тебе, Палка. — По лицу Фибы блуждала хмельная улыбка. — Что бы мы без тебя делали!
— А ничего, потому что погибли бы, — вскричал Палка. — Но вы остались живы, паршивки! Теперь вы — настоящие воительницы!
Женщины не ответили на эти слова. На их памяти Палка очень редко кого-либо хвалил. Заслужить его одобрение, пусть даже обильно сдобренное бранью, дорогого стоило.
— А сам ты как сюда попал? — выждав немного, спросила его Фиба.
— В Малую Азию?.. — Палка громко рыгнул. — Я был солдатом в войске парфянской державы, гулял по всей этой вонючей империи… Сапог без счета стоптал! Я бывал даже в Армении, а она, да будет вам, дубинам, известно, служит чем-то вроде подушки между Римской и Парфянской империями. Потом мне надоело служить, обрыдли олухи-военачальники, с которыми куда более способные люди, вроде меня, досыта хлебали дерьма. Я ушел через границу, думая построить новую, лучшую жизнь… — Он не договорил, безобразную физиономию скривила насмешливая ухмылка. — Дурак был, что тут сказать. Меня сразу схватили как парфянского лазутчика и продали в рабство. Такое вот, девки, дерьмовое мое счастье.
История Палки от души повеселила гречанок. На самом деле смешного в его рассказе было немного, но самоирония, с которой он все преподнес, вызывала улыбку.
— Только не воображайте, будто по возвращении в луд я так и буду с вами запанибрата, — пересаживаясь на скамью, предупредил Палка. — Хотя вы теперь у нас ветераны. Обращение с вами будет
