несколько часов, но никто не вспомнил о девочке. Офицер, который как будто проявил какой-то интерес к ней, играл в карты и забыл о её существовании.
В глазах тюремщиков она была ничтожнее саранчи или ящерицы. Что за беда, если дочка мятежника сойдёт с ума или умрёт от страха в заточении! Дочь революционера!
Невелика потеря, если её искусают скорпионы или загрызут крысы! Своей дерзкой непокорностью она заслужила такую участь.
Пальма лежала на каменном полу, опустив голову на вытянутые руки. Она старалась не думать о тех ужасных неизвестных тварях, которые, может быть, копошатся или ползают совсем рядом. От ужаса даже у взрослого мог бы помутиться рассудок, если бы его заперли в незнакомой камере, тёмной, как могила. Как мог вынести это ребёнок! Пальме казалось, что она сходит с ума, что она вот-вот умрёт.
Наконец в ржавом замке заскрипел ключ, и сноп света упал на девочку. Вошла женщина.
- Скажи только то, что знаешь, - искушала она Пальму.- Какой мы тебе пир устроим! Воды сколько захочешь и вина тоже. А рано утром ты вернёшься к своей маме. Нельзя же быть такой упрямой дурочкой! Надо подчиняться властям.
Все мы должны подчиняться.
Женщине велели во что бы то ни стало - угрозами или добром - сломить упорство девочки. Но её усилия ни к чему не привели. Пальма молчала. Всё у неё болело, рассудок затуманился, в горле пересохло, но она ни на минуту не забывала, что должна молчать.
- Совсем ещё маленькая, а какая упрямая! - сказала женщина. - Высечь бы тебя как следует!
Вряд ли Пальма слышала эти слова. В ушах у неё звенело, словно все пчёлы степи гудели вокруг.
Взбешённая женщина схватила лампу и ушла, заперев дверь снаружи. И снова спустилась кромешная тьма.
Потом женщина вернулась. На этот раз она принесла хлеб, суп, фрукты и графин с водой. Всё это она поставила перед Пальмой.
- Это тебе, если будешь отвечать, - сказала она.
Пальма зажмурила глаза, чтобы ничего не видеть, и отрицательно покачала головой.
Женщина удалилась, а через час вернулась, снова с подносом в руках.
- Ну как, будешь говорить?
Пальма покачала головой.
Волчий голод, мучительная жажда терзали девочку, но она не сдавалась.
- Грешно оказывать неповиновение властям, - сказала женщина (она была женой одного из стражников). - Отец твой дурной человек, он восстанавливает народ против правительства и нарушает законы.
Глаза Пальмы загорелись гневом, но она не проронила ни слова.
- Возьми, - сказала искусительница, - ведь ты хочешь пить.
Она налила в стакан прозрачной холодной воды.
Девочка задрожала всем телом от мучительного желания взять стакан. Она закрыла лицо руками, чтобы не видеть его.
- Ах ты зверёныш! - злобно крикнула женщина. - Вот бросить бы тебя в колодец, там ты напьёшься, да так, что тебе больше никогда не придётся пить! Сейчас пойду и скажу это коменданту. Здесь у нас колодец бездонный. Говорят, тянется до самого центра земли.
Девочка содрогнулась, но у неё не вырвалось ни слова.
- Ну, - сказала женщина вкрадчивым голосом, - что тебе стоит? Ты только скажи, где твой папа, и ты получишь всё, что только захочешь. Я уложу тебя спать в кроватку моей дочери, а утром отвезём тебя к маме. Она тоже скажет, что ты хорошо поступила. Ах, бедняжечка! Она уже потеряла мужа. Кто теперь останется у неё, если она потеряет и дочку?
Этот коварный довод казался очень убедительным.
«Бедная, бедная мама!» - подумала Пальма, но не разжала губ.
Женщина испробовала все доводы, какие только пришли ей в голову, и, взбешённая неудачей - ей обещали награду, если она добьётся успеха - швырнула графин с водой в Пальму. С наслаждением смотрела она, как чистая ключевая вода льётся на платье девочки и на каменный пол. Пальма молчала.
- Ну и лежи тут, немая гадюка! - взвизгнула жена стражника. - Вот погоди, на рассвете вылезут из щелей скорпионы, они с тобой мигом разделаются!
Она ушла, хлопнув дверью, и снова ключ заскрипел в ржавом замке.
Девочка в ужасе повернулась на бок и стала пить воду из лужи на полу. Но ей досталось так мало, что жажда стала ещё нестерпимее. Об осколки стекла она порезала себе губы.
С большим трудом поднялась она на колени, потом встала на ноги. Какой-то слабый благодатный свет проник в камеру. Это луч луны пробился в узкое незастеклённое окошко. Донёсся острый аромат цветущего вереска. Знакомый свет, милый запах подбадривали девочку. С надеждой подумала она: «А что, если я попытаюсь выбраться отсюда через это отверстие?»
Это была всего лишь бойница, очень узкая и не меньше чем на высоте двух метров у неё над головой.
Пальма знала, что тюремщики не сжалятся над ней. Таким узникам, как она, - будь это глубокий старик или малый ребёнок - нет пощады. Полиция ни перед чем не останавливается. И никто не занимается расследованием, от чего человек умер в тюрьме. Услужливый врач всегда напишет свидетельство, что смерть произошла от какой-нибудь болезни. Она знала о таких случаях из разговоров людей, которые приходили к отцу.
Какое узенькое это окошечко! Однако и она ведь не толстая. К тому же мокрое платье плотно прилипло к телу.
Камера была пуста. Пальма не нашла здесь ничего, что можно было бы придвинуть к стене. По счастью, стена оказалась неровной. Кое-где выпирали кирпичи, а в одном месте торчал железный костыль. Папа научил Пальму ловко лазить, но теперь она совсем ослабела от усталости и голода, её измучила жажда, и она боялась, что у неё не хватит сил вскарабкаться на стену. И кто знает, что там, по другую сторону, за окошком? Может быть, там степь - если судить по запаху вереска, - но она не знает этого наверняка.
Лишь одно девочка знала твёрдо: скорее можно ждать сострадания от скорпионов, чем от тюремщиков. Значит, надо напрячь все силы, чего бы это ни стоило.
Она поставила ногу на первый выступающий камень и вцепилась руками в другой, повыше. Потом ухватилась за железный костыль. Словно дятел по дереву, взбиралась она всё выше и выше. Запах вереска щекотал ей ноздри, на лицо упал луч луны. Это её подбодрило. Она разодрала себе кожу на руках и ногах, зато дотянулась до окошка и выглянула на волю. Перед ней, мирно освещенная луной, лежала Бругьера.
«Но смогу ли я пролезть через такое узкое отверстие? Что, если я упаду вниз головой?» - со страхом подумала Пальма.
Пусть так. Лучше разбиться, чем умереть здесь от побоев или погибнуть от голода и жажды. По крайней мере, смерть наступит быстро, а преследователи её отца лопнут от злости.
Она высунула голову в оконце, вся съёжилась, стараясь сделаться как можно тоньше, и стала протискиваться, обдирая кожу на руках и ногах. Нечего было и думать о том, чтобы прыгнуть, - нельзя было повернуться, чтобы вылезть ногами вперёд. Оставалось только броситься головой вниз, что бы ни случилось. Так она и сделала. Когда её колени достигли края окошка, она перегнулась; тяжесть тела перевесила, она сорвалась и упала, как падает человек, попытавшийся взлететь. По счастливой случайности, внизу была куча сухого вереска, и это смягчило удар. Несколько минут девочка лежала оглушённая, но она не расшиблась, только ноги и руки были в ссадинах и кровоподтёках.
Оглядевшись, Пальма увидела, что никакие стены не преграждают ей путь в Бругьеру. Позади возвышались казармы, но впереди расстилалось вересковое поле. Где-то на задворках казарм лаяли собаки.
