побережье, не хватит и трех эскадр береговой стражи. Кораблей, пушек, людей… если даже я понимаю, что пытаться защитить все означает – быть слабым везде, то уж поверьте, еретики под Черным Петухом соображают ничуть не хуже. Да, с тем, что Его Величество изволит оставлять для защиты своих заморских владений, особо не повоюешь… если вести себя как спятившая от ужаса ондатра.
– Лично мне, – задумчиво произнес брат Агероко, – при взгляде на карту отчего-то приходит на ум одно изречение вашего любимца, тан Раскона.
– Лорда Эксетера?
– Да.
– И какое же именно? – усмехнулся маленький тан, почти не сомневаясь в ответе.
– Линия обороны нашего побережья, – с видимым удовольствием процитировал монах, – должна проходить по берегу противника.
После этой фразы в каюте на некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь яблочным хрустом.
– Лорд Эксетер, гришь? – Интеко подбросила огрызок. – Тот самый, который адмирал, победитель при Аль-Антонио и все такое? Наслышана… и знаешь, мне его стиль нравится!
– Не только вам, тана, – сейчас улыбающийся Раскона был весьма похож на кота. Кота, очень довольного собой вообще и жизнью в частности. – Отнюдь не только вам!
Двухмачтовый флейт начал швартоваться ровнехонько после четвертого удара ратушного гонга – час, который добропорядочные марейнские горожане обычно старались проводить где-нибудь в тени веранд. И в самом деле, что может быть лучше, чем, покачиваясь в кресле, неторопливо прихлебывать добрый ятрусный ром или столь же неторопливо раскуривать сигариллу?
Щек Спиллеринг, за глаза прозываемый «Муреной», твердо знал ответ на этот вопрос, и ответ был прост – лично для него куда более важной представлялась возможность опустить в кошель пару-тройку дукариев. Ну а если Рыбка-Удача вовремя вильнет хвостом, то полсана. Полсана – это уже золото, сладкое золото, золото-золотишко…
Внешне Спиллеринг мало походил на грозу ныряльщиков. Среднего роста, с пивным брюшком, в мундире с давно – еще при прежнем своем владельце – осыпавшимся серебрением, портовый чиновник выглядел скорее добродушным бюргером, и лишь хищный прищур маленьких глаз живо напоминал о клыкастой хозяйке подводных гротов. Правда, наружность Мурены вводила в заблуждение немногих – большинство наведывавшихся в Марейн корабельщиков узнавали его издалека. Как, впрочем, и он – их.
Швартовавшийся флейт являл собой исключение – довольно редкое – из этого правила. Этого корабля Щек раньше не видел – следовательно, на его памяти данное судно не удостаивало Марейн своим визитом. Факт. Спиллеринг, однако, этому факту ничуть не удивлялся. Ибо чуть более круглые, чем у «крайвовских» флейтов обводы корпуса, а также доски обшивки – настоящее серое дерево, это вам не сосна с дубом! – явно свидетельствовали об иторенском происхождении корабля, так же, как сине-зеленый вымпел святого Ивена на гроте – о вассальных предпочтениях его нынешнего владельца. Ну а наспех заделанные дыры в борту, прорехи в парусах и сломанный рей весьма красноречиво повествовали, каким именно путем флейт сменил подданство.
Три дукария, подумал чиновник, выходя из тени. Раскаленная сковорода над горизонтом только этого и ждала – палящие лучи мигом превратили темный мундир в подобие «девы истины», словно чья-то злая шутка перенесла Спиллеринга прямиком в подвал Башни Смирения. Надо все же купить мальчишку для таскания зонтика, тем паче – рабы в этом году дешевы. Определенно надо… последние дни были удачны, вот и сейчас верных три дукария припыли… а может даже и четыре… нет, все-таки три, огорченно поправился он, глядя, как прогибаются сходни под тяжелыми сапогами. Хоть Мурена и не знал конкретно этого человека, но зато чиновнику было преотлично известно – люди, в чей гардероб входят четыре пистолета в подвесных кобурах, абордажный палаш, два, нет, три кортика и… моряк был уже близко и Щек прищурился, вглядываясь в серебристый отблеск на груди подошедшего… да, верно, медаль! И не какая-то побрякушка – «За Травемюрте»! – так вот, эти люди корабли покупают очень редко. Зато продают – весьма частенько.
– Впервые пожаловали к нам, капитан…
– Впервые, точняк!
Мысленно чиновник поморщился – речь моряка позволяла без труда определить меню его завтрака… особенно по части выпивки.
– Капитан Мэттон звать меня.
– Несказанно рад приветствовать вас в Марейне, капитан Мэттон, – Щек чуть наклонил голову. – Мы всегда рады, когда в нашу гавань заходят столь отважные люди… на таких прекрасных кораблях, как ваш…
– Точняк снова! – хохотнул капитан. – Посудина у меня теперь что надо. Прозывается… а, проклятье.
За спиной Мурены что-то ударилось о доски причала. Вернее, кто-то, подумал чиновник.
– «Вспыльчивый»!
Спиллеринг неторопливо развернулся.
– В самом деле?
Ирония, на взгляд чиновника, была вполне уместна – учитывая, что на обшивке флейта не далее как в трех футах от него все еще продолжали сиять начищенной медью буквы, которые любой мало-мальски знакомый с иторенской грамотой мог сложить лишь в «Святое приношение».
Кроме того, Щек Спиллеринг был весьма невысокого мнения о возможной роли женщин вообще, а уж на пиратском корабле – в особенности. Даже в тех случаях, если упомянутые создания облачаются в мужскую одежду и цепляют на пояс шпагу…
…но отнюдь не в тех, запоздало додумал он, когда тебе в подбородок вдруг начинает упираться кинжал.
– Ты, кажется, сомневаешься в моих словах, а, кр-р-расавчик?
– Ы-ы-ы…
Сейчас Мурена весьма желал бы убедить свою неожиданную собеседницу в обратном – но для этого требовалась хоть какая-то свобода маневра челюстью… а кинжал был очень острым.
– Да верит он тебе, верит! – прогудел сбоку капитан. – Правда ведь, хинк чиновник?
Кинжал исчез.
– Разумеется, я вам верю, – красный, словно вторая луна, Спиллеринг одернул мундир. – Но должен заметить, что угрозы в адрес находящегося при исполнении королевского слу…
Он осекся, с пронзительной ясностью осознав: стоящей перед ним полукровке – отродье темных эльфов, не иначе, вот уж кто безумен от рождения! – в светло-красном, со следами поспешной штопки, мундире иторенского ка-лейтенанта сейчас хочется убивать. И не кого-нибудь, а именно его, Щекуазеля Фольта Спиллеринга, прозванного Муреной, портового чиновника второго-с- четвертью класса. Она хочет этого… и может… и ни многочисленный гарнизон – ближайшие представители которого в виде двух солдат лениво перебрасывались картами в трех сотнях ярдов! – ни орудия могучего форта его, Щека, спасти не смогут. По крайней мере, здесь и сейчас. Конечно, потом они зашевелятся и, очень даже возможно, что бешеную бабу изловят, отволокут на эшафот и вздернут… но вот ей, похоже, на подобные соображения плевать. Один взмах – и он свалится на доски причала, хрипя, отчаянно хватаясь за распоротое горло и чувствуя, как брызжет сквозь пальцы самая драгоценная на свете жидкость – его кровь.
