Рыжая на меня глазищами подозрительно сверкнула, но послушалась. Захрустела.
— Ой, — говорит, — вкусно как.
Девчонка.
— Жаль, — говорю, — эскимо этот тип не заначил. Какое у нас эскимо было перед войной — съел, и умирать не жалко. Я все мечтал им одну девчонку из нашего класса угостить, да так смелости и не набрался.
Да. Много у нас чего перед войной было. Да сплыло одним июньским утром.
— А нам, — говорит рыжая, — тоже один раз ваши сладости привозили, в блестящих железках. У-гу- щен-ка.
— Сгущенка, — говорю. — Мы там воюем, а вы, значит, ленд-лизовскую сгущенку лопаете и тушенкой заедаете. Неплохо устроились.
Сунулся я снова под капот. Заменить, что ли, свечи, думаю, раз все равно запасные лежат. А чего еще делать? Ну а если и это не поможет, придется всю проводку проверять — та еще работенка.
Поменял, сел за руль, провернул ключ, и что б вы думали — «Додж» завелся! С пол-оборота завелся! А я-то голову ломал.
— Эй, — Кару зову, — слуга верный. Садись давай, прокачу с ветерком.
Рыжая на соседнем сиденье устроилась, и проделали мы с ней круг почета по дворику. Я еще на клаксон нажал напоследок и заглушил.
На шум из дверей народ повысыпал. Глазеют, но близко подходить боятся. А рыжей хоть бы что: довольная — смотреть приятно. Особенно в вырез блузки.
Аулей тоже вышел. Обошел вокруг пару раз и стал рядом.
— Ну, командир, — говорю, — принимай машину. Я ведь говорил вчера, что она только у вас не заводится.
Синеглазый усмехнулся.
— То, что он начал двигаться, — говорит, — это очень хорошо. А скажи, Сегей, без тебя он тоже двигаться будет?
— Если найдете, кого за руль посадить, — отвечаю, — запросто. Но только пока бензина хватит. А хватит его часов на шесть.
— Бензин — это то, чем он питается.
— Именно, — говорю. — Причем жрет не хуже танка и предпочитает покачественней. У вас со снабжением как дело обстоит? А то у нас неделю назад склад ГСМ к чертям собачьим разбомбили, к вам случайно ничего не перепало? Вюрден зи мих, битте, бис цур нахстен танкшелле.[2]
— А можно, — спрашивает, — посмотреть, как этот бензин выглядит?
— Запросто, — и канистру ему протягиваю.
Аулей в канистру заглянул, принюхался, на ладонь немного плеснул.
— У нас, — говорит, — масло есть похожее. Довольно много. Надо ему предложить, может, он захочет им питаться.
— Ну, это вряд ли, — говорю. — Это ж американская техника, она что попало жрать не будет. Давайте лучше пока на том, что есть, покатаемся, а то ведь мотор запороть можно элементарно, а толку?
И тут Кара в разговор встревает.
— А пусть, — говорит, — с ним кузнец наш побеседует. Может, он его и уговорит масло есть вместо этого бенджина.
— Ага, — говорю, — знаю я эти уговоры, с помощью кувалды да какой-то матери, навидался. Кувалда, она, конечно, вещь в хозяйстве очень полезная, особенно когда траки на КВ часто менять приходится, но, может, лучше все-таки подождем, пока бензин кончится?
Аулей, похоже, на эти слова малость обиделся.
— Зря ты так говоришь, Сегей. Ты свое мастерство нам показал, позволь теперь и другому мастеру свое умение испытать.
— Ладно, — говорю, — мое дело предупредить. Зовите вашего кузнеца, поглядим, что после него останется.
Вылез из машины, стал в сторонке. Но в душе обидно все-таки. Ну, разломают они «Додж», думаю, а мне опять на своих двоих топать. Бензином-то я где-нибудь, глядишь бы, и разжился. В кавалерию, что ли, теперь подаваться, в червоны казаки?
Приходит кузнец. Кузнец как кузнец, первый нормальный с виду человек, которого я пока здесь повстречал. Фартук на нем кожаный, борода окладистая — как он только искр не боится. Кувалду, кстати, не приволок и вообще ничего из инструментов не взял. Мне даже интересно стало — что ж он делать-то голыми руками собрался? Руки, правда, здоровые, словно две клешни, как зацапает, мало не покажется.
Походил он вокруг «Доджа», под днище заглянул, рукой пару раз по бортам провел и ко мне поворачивается:
— Оживи его.
Я чуть на землю не сел.
— Это как? — спрашиваю. — Спирта ему в бак залить?
А Кара меня локтем в бок толкает:
— Ты же это только что делал.
— Что?
Рыжая на меня посмотрела, как на слабоумного, вскочила за руль и ключ дернула. Ничего у нее, конечно, не получилось, заглохло сразу.
— Завести его вам, что ли? — спрашиваю.
— Ну да, — кивает, — оживить.
Дурдом.
Ладно, думаю, играйтесь дальше. Завел мотор, кузнец этот прислушался, кивнул одобрительно, сел перед радиатором на корточки и чего-то шептать принялся.
Ну, думаю, точно цирк. Сейчас он встанет и скажет, что обо всем договорился. Тоже мне, Вольф Мессинг.
— Он, — говорит кузнец, — согласен есть наше масло, но у него два условия есть.
Ну, точно.
— Первое, — говорит кузнец, — чтобы управлял им только он.
И на меня показывает.
Все верно, думаю, правильно мыслишь. А кто ж еще тут может? Кара, та возьмется, но — до ближайшей стены.
— И второе. Он хочет, чтобы у него было имя. По названию одной из провинций его родины.
Ха, думаю, а это уже забавно. Кто этому кузнецу про Америку успел разболтать, неужто Трофим?
— Я не совсем его понял, — продолжает кузнец, — Арзона или Арзена.
— Аризона, — говорю.
И тут «Додж» фарами мигнул.
Я чуть на землю не сел. А этот-то фокус, думаю, кузнец как провернул? Он же внутрь капота не залезал и вообще машины почти не касался.
А тот довольный стоит.
Ладно, думаю, раз я уже сюда угодил, а медперсонала пока не видно — попробую сыграть по их правилам.
— Ладно, — говорю, — тащите сюда ваше масло.
И к «Доджу».
— А ты, — говорю, — если на этом масле хоть десять метров проедешь, возьму баночку с белой краской, которая у тебя в кузове стоит, и на обоих бортах большими белыми буквами намалюю: «А-Р-И-З- О-Н-А».
И тут фары опять мигнули.
