мексиканских долларов… плюс три за клыки. Чертова зеленая скотина!
Бормоча проклятья по адресу собственной мягкосердечности, я запер окно и упал обратно в кровать, искренне надеясь, что на этот раз ко мне в сон явится кто-то получше Чеширского Хряка. Например, Молли Эшвуд… впрочем, после Хряка я был согласен даже на рыжую корову ее тетки, которую мне как-то пришлось пасти целых полторы недели… хотя по совести, тот старый горшок и трех дней не стоил.
Молли, конечно же, мне так и не приснилась, но и кошмар — тоже. До утра.
— А, проснулся, — поприветствовал меня знакомый голос. — Ну глянь, зацени работу. Всю ночь рисовал! По мне, получилось знатно!
Кое-как приоткрыв левый глаз, я повернул голову… и застыл, распахнув рот и глаза на максимально возможную величину.
Это были эльфийка и единорог. Гоблин не поскупился на уголь — он рисовал в натуральную величину. И в остальном его творение тоже было натурально донельзя. То есть, понятное дело, единорогам одежда не положена, но…
— А-а-а п-п-почему она т-такая… п-п-п…
— Прекрасная?
— П-п-п…
— Прелестная?
— П-п-п-неодетая!
— Одежда помешала бы ей насладиться процессом! — заявил гоблин. — Но из виду я ничего не упустил. Смотри, вон лоскут на кустике… вон обрывок рукава… а лежит она на остатках юбки.
На самом деле Толстяк сказал не «процесс». Он употребил совсем другое слово, при этом еще и жестами его, гм, подкрепил. Конечно, я — не юная монашка, как и отчего появляются жеребята, знаю не понаслышке. Но…
— Да ты краснее помидора! — удивленно произнес Толстяк. — Эй, а ну, отвернись, нечего дышать в мою сторону! Мало ли какую заразу можно подх… Задница Сидящего! Ты чего, девственник?!
— Вот еще! — буркнул я, краснея еще больше.
— Промежду прочим! — с невинным, насколько это вообще возможно для гобла, видом произнес Толстяк, — ходят слухи, что близ горы Пьяного Шамана видели единорога.
— И кто его видел? Лично пьяный шаман?
— Ну, не скажу, что все свидетели были трезвы, как проповедник, — заюлил гобл, — но, эй-парень, подумай — с чего вдруг добропорядочному орку или троллю даже после трех-пяти… десяти кувшинов текилы видеть единорога? Этой твари в наших краях от Сотворения не водилось!
— Вот именно!
— А знаешь, почем нынче идет рог единорога? — заговорщицки прошептал Толстяк. — Шестнадцать долларов за унцию. А? Это тебе не с лотком горбатиться…
— Гобл безмозглый, да подумай же наконец! Если твои приятели никогда не видели единорогов, то с какой луны на них свалилось знание, что им привиделся именно этот зверь?! А?! Ты сам-то сумеешь отличить единорога от верблюда?
— Верблюда я уже как-то жрал! — с деланым равнодушием сообщил Толстяк. — Спасибо федеральной армии за доставку.[2] Деликатес из него, правда, вышел неважный, мясо почти все уварилось, да и на вкус оно было так себе. Зато жир из горба… м-м-м, когти оближешь!
Я медленно подошел к окну. Распахнул его, впуская в комнату свежий… ну, относительно свежий воздух. Выглянул наружу и с удивлением обнаружил, что городок выглядит почти как вчера.
— Ты чего?
— Проверяю, не перенеслись ли мы за ночь в Африку, — объяснил я.
— Это страна, откуда вы черномазых возили? — уточнил гоблин. — У нас в племени как-то завелся один…
— Завелся?!
— Ну, мы сожрали его белого массу и пятерых слуг, а этот старикан был такой дряхлый и костлявый, что и дров на него было жалко. Решили оставить его на завтра, на ужин, а вышло так, что поймали бизона, потом орки Р-рыгара…
На улице грохнул выстрел. Я сунулся к окну, но краем глаза засек, что гобл падает на пол, и последовал его примеру — очень вовремя, потому что в следующий миг выстрелы слились в одну сплошную трескотню. Прямо под окнами раздался дикий нечеловеческий визг — судя по громкости, подстрелили лошадь или троллиху. Затем пальба начала смещаться вдоль улицы, постепенно снижая интенсивность, и закончила глухим «бабах!» динамита где-то в районе городских ворот.
— Так вот… — гобл по-прежнему лежал на полу, и я решил последовать примеру старожила — кто знает, как здесь обстоит дело со вторыми раундами?
— …негр этот, бывало, часами сидел и нес всякую муть про свою родину за Большой Соленой Водой. И знаешь, эй-парень, послушав его, лично я понял, что наши Запретные Земли — далеко не самое паскудное на этом свете местечко.
— Это поправимо, — заметил я. — Причем я даже знаю, кем именно.
— Ну до вас, людей, — Толстяк приподнял голову, прислушиваясь, — нам…
На улице вновь грохнул выстрел. Я покрепче вжался в пол, но на этот раз продолжения не последовало.
— …далеко, — как ни в чем не бывало закончил фразу гоблин. — Не, полежи еще… последний бах — это была пушка Билли Шарго.
— И-и?
— Пальба — это банда Билли перестреливалась с кем-то пришлым, — охотно пояснил гоблин. — Стволы незнакомые, судя по резковатой пальбе — гномские, и патронов эти гости не жалели. Прорвались к воротам, снесли… понятное дело, Билли был расстроен, причем настолько, что пристрелил кого-то из своих.
— А с чего ты взял, что шериф убил своего, а не пришлого?
— Чужака Шарго бы непременно повесил. — Гобл провел большим пальцем по шее. — Такая у него привычка, у нашего Билли-боя. Не-е, зуб против скальпа, Билли Шарго сейчас в очень дурном настроении… запросто может начать палить в окна и дураков, что не вовремя из них высунутся.
Милые манеры у здешнего шерифа, подумал я, ничего не скажешь. И вообще с каждой секундой Погребальнец нравился мне все меньше.
— Вчера ты промолчал…
— Ы-ы?!
— Ты сказал, что в этом городишке только два развлечения: выпивка и девки.
— Ну да. Раньше-то, говорят, было веселее — раз в месяц горожане собирали суд Линча, вешали кого-нибудь… все, понятное дело, с выпивкой, музыкой, танцами. А с Билли-боем, — сказал гоблин, поднимаясь на лапы, — не разгуляешься. Он обстряпывает быстро и просто: накинул петлю, дал кобыле пинка и готово! Слушай… — не меняя тона, поспешно добавил Толстяк: — Пошли завтракать!
— Пошли?! Нет уж, мистер гобл, это я пойду завтракать! А ты… ты…
— Да не кипятись ты так, эй-парень, — фыркнул гоблин. — Мне ж не жалко, я могу и пообедать.
Гоблин слинял очень вовремя. Клянусь, просиди он рядом еще полминуты — и я бы позабыл даже про сорок пять мексиканских долларов. Потому что когда ты пытаешься есть свиную грудинку, а нелюдь рядом с тобой то и дело чавкает: «поймали мы как-то двух миссионеров»… или — «в том форте был один капрал, до чего вкусный…» — тут уж рука сама по себе тянется к револьверу.
К счастью — своему — гобл сожрал доставшуюся ему порцию быстро. И сразу же куда-то пропал, оставив меня терзать ножом злополучную грудинку, бормоча при этом: «Это свинина, это обычная свинина, ну разве ты сам не видишь… МАК, черт возьми, это ведь свинина?!»
Хавчик материализовался около стола минутой позже. Одет он был менее устрашающе, чем вчера, — белая рубашка, черный жилет — и вообще был сегодня больше похож на банковского клерка, чем на хозяина салуна в Пограничье. Образ нарушал разве что здоровенный тесак в правой руке.
