— Понимаю.
Лисса все-таки положила руку мне на плечо. Сжала пальцы — не сильно, а просто… и, отпустив, пошла к повозкам. Пройдя с десяток футов, она остановилась, глянула на меня — я как раз поднял голову и заметил, как глаза моей компаньонки вспыхнули ярко-алым отблеском.
— Чудо?!
Я и моргнуть не успел, как она подскочила ко мне и, схватив за шиворот, дернула вверх, словно нашкодившего котенка.
— Ты хочешь чуда?! Сотвори его!
Когда твой компаньон посреди Запретных Земель лишается рассудка — это плохо. Особенно, когда этот компаньон оборотень, который запросто может порвать своего невезучего напарника на очень мелкие тряпочки.
— Ну, давай же. — Лисса нетерпеливо встряхнула меня, и я с тоскливым отчаяньем подумал, что спасти меня действительно может лишь чудо.
А затем посмотрел вниз, на предмет, послуживший мне стулом.
Это был небольшой, галлонов на десять бочонок. Надпись на крышке была длинная и вдобавок на каком-то французском. Но два слова все же были мне знакомы: Cru Rouge, в переводе на человеческий, красное вино.
И тут до меня дошло.
— Ты… ты… ты хочешь, чтобы я превратил это вино в Кровь Христову?!
— Именно!
— Ты точно сошла с ума! — заключил я. — Таинство святого причастия, это… это… и потом, я ж ни разу не священник! Я и на праведника-то не тяну!
— У тебя есть крест! — отчеканила китаянка. — У неё был крест. Если ты действительно веришь в своего бога — давай, проси у него чудо! Сейчас для этого самое подходящее время, место и повод!
Это был полнейший бред, и я должен был так и сказать этой глупой девчонке! Должен был… проклятье, да я бы мог до заката с ней спорить!
Но я опустился на колени, вытянул из-под рубашки крестик и, до боли сжав его, принялся вспоминать слова молитвы.
— Не трогай его.
— Что значит «не трогай»?! Он так еще долго может сидеть!
Слова доносились откуда-то издалека, хотя произносившие их неясные тени перетекали с места на место всего лишь в паре футов от меня.
— Дай ему еще немного времени. Не каждый день простому человеку удается совершить чудо.
— Не каждый день в караване вампиров удается с полпинка найти бочонок с кровью — это ты хотела сказать?
— Ты не можешь этого знать.
— Верно, подруга, только и ты не можешь этого знать! Вы ведь не вскрывали бочонок ДО молитвы?! На редкость бессвязной, к слову — будь я людским богом, за такой бред поленился бы головастика в лягушку превратить.
Мозг возвращался в обыденность медленно, словно нехотя. Вот пришла память и, лениво зевнув, бросила на стол карточный веер обрывков-картинок. Молитва — горячечно-бредовая, как верно сказал гоблин. Выстрел. Терпкий запах от ударившей из дыры красной жидкости. Жуткое черно-красное существо, жадно приникшее к бочонку. Я стою, разинув рот, и смотрю, как черная корка начинает вдруг отваливаться, а под ней — чистая розовая кожа и этих розовых пятен становится все больше, они сливаются. И вот уже передо мной стоит не ночной кошмар из самой преисподней, а юная девушка, почти девчонка, с короткими белыми волосами… и клыками.
Вот на этом-то месте я и выпал.
— Не трогай его!
— Ладно, трогать не буду.
Секундой позже я почувствовал, что в мой нос впихнули две динамитные шашки. С очень коротким шнуром.
— А-а-пчхи! А-апчхи! Да какого… а-апчхи!
— О, гляди, как сработало! — прокомментировал гоблин, завязывая тесемки кисета. — Враз ожил. И харя покраснела, и запрыгал не хуже кролика…
— А-а-пчхи! А-апчхи!
— Он еще долго будет чихать?
— А-а-пчхи!
— Похоже, я переборщил с травкой! — Толстяк был на удивление самокритичен. — А эй-парень оказался хлипче, чем я думал. Чихать-то ладно, против курева нашего помола ни один тролль еще не устоял, а вот блевать… пойду, найду ему тряпку какую…
«Лучше пойди, выкопай себе могилу», — хотел сказать я, но не смог. Мне было плохо. Нет, не так — мне было просто ужас как плохо. Примерно между «не трогайте меня, дайте сдохнуть самому» и «сделайте доброе дело, пристрелите меня!»
Потом кто-то поднял меня за воротник, попытался поставить на ноги, а когда это не получилось — посадил на землю, сунул в руку какую-то мокрую тряпку и вылил на макушку остаток воды из бурдюка. Я потер лицо — грязь при этом больше размазалась, чем стерлась — и начал понемногу обращать внимание на окружающий мир.
— Как ты?
— Внутри — паршиво, а снаружи, — тебе виднее.
— На зомби ты сейчас похож больше, чем на живого, — сказала китаянка. — Но это пройдет.
— Угу. А где… она?
— У тебя за спиной.
Я медленно повернул голову — и очень быстро вернул её в прежнее положение. Не стоит подглядывать за девушкой, которая выбирает юбку. Особенно если эта девушка — вампирка. И вдвойне особенно — если к выбору рубашки она еще не приступала.
— Ты с ней уже говорила? Она что-нибудь рассказала о себе?
— Не так уж много. Эти, — кивок в сторону фургонов, — похитили её у отца.
— Отца?! В смысле, настоящего?! Ты уверена, что вы друг друга поняли?
Я не числил себя великим знатоком вампиров, но факт, что им не дано иметь нормальное потомство, проходил по разряду общеизвестных.
— Английский для Венги не родной, как и для меня, — сказала китаянка. — Она из Франции. Но, думаю, мы с ней правильно поняли друг друга.
— Венга — это её имя? — уточнил я.
— Её имя Veng…[6] в общем, я не могу это правильно выговорить.
— И она от самого Парижа сидела в этом сундуке???
— Это можешь спросить у неё сам.
— И спрошу, — я коснулся лба. Жара вроде не было… а может, и был. Просто все было горячим — лоб, пальцы, песок вокруг и воздух над ним — горячая патока, с трудом протискивающаяся в легкие.
Чертова пустыня.
— Лучше скажи, что мы с ней будем делать? — вмешался подошедший гоблин. В лапе у него был здоровенный кусок сырого мяса — и я очень понадеялся, что не узнаю его происхождение.
— Покажем дорогу к Малкольму, разумеется, — удивленно сказал я. — А что еще?
— Она может не успеть, — возразила Лисса.
Я глянул на небо. Солнце уже миновало зенит, но до его захода еще оставалось часов шесть.
— Успеет. Мы шли с грузом, она пойдет налегке. И потом, что еще мы можем сделать? Оставить здесь?
— Взять с собой.
