криминального сообщества, пришлось бы обниматься.
— Добрый вечер, господин Угол, — произнёс Ацухито и пожал протянутую руку двумя ладонями.
— Сережа, сообрази нам чего-нибудь, — негромко крикнул Угол человеку за барной стойкой.
— Сейчас все организую, Михалыч.
Бармен тот час же скрылся в техническом коридоре, ведущем на кухню, где уже готовилась какая-то снедь.
Присев напротив русского «вора в законе», Ацухито бросил взгляд на стоявший на столе полупустой литровый графин, похожий на стеклянную банку с грязными внутренними стенками. В нём находилась какая-то черно-коричневая жидкость.
Заметив любопытный взгляд японца, Угол, усмехнувшись, произнёс:
— Ну, чифирь я тебе предлагать не буду. Сейчас тебе какого-нибудь нормального пойла принесут.
Ацухито не понял, о чем говорил русский, но переспрашивать не стал.
— Чем вызвана такая срочность? Мы же на завтра стрелку забивали, — сдержанно поинтересовался Угол.
Внеплановая встреча с японцем для него была явно некстати, поскольку час назад ему явно фартило за зеленым сукном, когда он со своей братвой отдыхал в одном из местных казино.
— Я позвонил, потому что увидел в своем отеле японского журналиста из газеты «Асахи симбун». Я подумал, что этот журналист здесь появился не случайно. Возможно, господин Умелов готовится передать письмо, которое может скомпрометировать моего оябуна, в японскую прессу. Этого никак нельзя допустить, иначе господин Таканиси, посчитает, что вы не смогли оказать ему услугу. Тогда и он, в свою очередь, не сможет ответить вам тем же.
Угол, не спеша, вытащил из нагрудного кармана клубного пиджака с позолоченными пуговицами папиросу и, нежно разгладив её двумя пальцами, как возбужденный женский сосок, смял картонную гильзу в гармошку. Он прикурил, явно не торопясь с ответом, затем выпустил кольцо терпкого дыма, в котором чувствовался гашишный привкус, и откинулся на спинку стула.
— Послушай сюда, — обратился он к своему гостю, — я пока еще ничего не решил. Я же сказал тебе, что мне надо собрать информацию об этом фраере. И если я соглашусь вам помочь, ты первый об этом узнаешь.
В общих чертах Ацухито понял, что именно имел в виду русский. На этот случай господин Таканиси тоже проинструктировал его.
— В таком случае, господин Угол, будем считать, что просьба господина Таканиси аннулируется. У меня есть возможность все успеть исправить, обратившись к другим друзьям нашего клана. Благодарю вас за время, которое вы мне уделили. Пожалуйста, отправьте меня обратно в отель.
Услышав о «других друзьях клана», Угол явно напрягся. Он понимал важность хороших отношений с «Ямагути гуми». Сейчас, перед большим переделом, который назревал в Приморье в следующем году, опора на такой могущественный клан могла дать очень серьезное преимущество в борьбе за сферы влияния в Дальневосточном регионе. Быстро взвесив в уме происходящее, он затушил «косячок» в фарфоровой пепельнице и улыбнулся японцу:
— Остынь, парень. Я просто решил посмотреть, насколько это важно для твоего пахана. Не поднимай больше эту волну, я помогу вам. Слово Угла — дороже договора. А то, что ты до этого услышал, забудь. Я с самого начала уже все решил, просто не стал сразу все карты тебе открывать.
Угол прищурился и немного подался вперёд в сторону Ацухито.
— Но ведь и ты тоже был со мной не совсем откровенен. Я уверен, что у тебя есть копия того письма, которое вы ищете. Почему же ты мне при первой встрече его не показал? Вы что, не доверяете мне?
Услышав эти слова, Ацухито облегчённо вздохнул. То, что он сделал, по-японски называлось: «пустить дым». Конечно, никаких других «друзей» у клана в Москве на этот момент не было.
— Да, у меня есть копия письма, — спокойно ответил японец, — и сейчас я могу его вам передать, потому что вы дали слово помочь нам решить этот вопрос.
С этими словами Ацухито вытащил из внутреннего кармана костюма вчетверо сложенный листок. Угол принял из рук японца документ, развернул и пробежался по нему взглядом.
Ацухито увидел, как искривилось лицо русского авторитета.
— Что-то не так? — поинтересовался японец.
— Все нормально. Просто я думал, что это какая-то серьезная «малява», с печатью. А это так, писулька какая-то.
— Я же говорил, что это обычное письмо на английском языке, — с недоумением проговорил Ацухито.
Если бы он знал истинную причину смятения Угла, он бы сделал совершенно другие выводы. Причина же была в следующем. Всё это время русский «вор в законе» был абсолютно уверен в том, что во внутреннем кармане его клубного пиджака лежал оригинал этого самого письма. Но, увидев бумагу, которую ему только что передал Ацухито, Угол понял, что у него хранился совсем другой документ. Это означало, что при себе он держал совсем не «козырь», который он мог прятать в рукаве, торгуясь с японцами об особых условиях, а простой бумажный фантик.
«Суки! Что же эти бакланы тогда из хаты этого фраера подрезали?»? — подумал Угол, злясь на своих подручных.
Немного успокоившись он пролжил.
— Если письмо у него в квартире, мы обязательно его найдем. А вот что с японским журналистом нужно сделать, которого ты сегодня в отеле видел?
Ацухито оглянулся вокруг. Убедившись, что рядом никого нет, он в полголоса произнес:
— У нас, в Японии, такие люди обычно гибнут в уличной драке. Случайно, разумеется.
— Мокруху предлагаешь? — откинув лишний этикет, в лоб спросил Угол.
— Я так не говорил. Но если это случайно произойдет, мы не будем долго скорбеть о нашем соотечественнике.
— Я подумаю об этом.
Угол повернулся к официанту, нёсшему поднос с закуской и холодной водкой. Подождав, пока тот расставит тарелки и удалится за стойку, Угол снова спросил:
— У вас есть фото этого японца?
Поняв, что тем самым Угол дает согласие на то, чтобы избавиться от Татцуо Нагаи, Ацухито кивнул головой:
— Я сегодня же свяжусь с Японией, и уже утром у меня будут фотографии и данные на этого журналиста. Если у вас есть возможность, то, пожалуйста, установите наблюдение за ним завтра же. Я уверен, что утром в отель за ним заедет сам господин Умелов.
— Заметано.
С этими словами Угол поднял наполненную рюмку и произнес короткий тост:
— За наше общее дело!
— Караки вагахо цукэдокоро, — торжественно произнёс Ацухито, подняв рюмку, — что в переводе с японского означало: «за наши намерения».
Татцуо проснулся рано. Несмотря на трудный день накануне, журналист чувствовал себя вполне отдохнувшим. Через полчаса после подъема он привёл себя в порядок и спустился на завтрак на первый этаж отеля.
Шведский стол ресторана был вполне приемлем для жителя страны Восходящего солнца. Положив на тарелку отваренных овощей с куском красной рыбы, он присел за свободный столик. Оглядевшись по сторонам, он попытался найти вчерашнего незнакомца, с которым он столкнулся возле лифта. В зале ресторана его не было. Позавтракав, Татцуо поднялся в свой номер. На циферблате его хронографа было восемь часов. Неожиданно раздалась трель звонка.
— Алло, — несколько озабоченно ответил журналист.
— Доброе утро, Татцуо. Это — Мэри. Извините, если я вас разбудила.
— Что вы? Я давно на ногах и уже успел позавтракать.
