успокаивало самых тяжелых больных в монастырской лечебнице, и потому она считала правильным, чтобы дар этот послужил тем, кто проливает свою кровь на Святой Земле. Дальше этого ее рассуждения не шли, она привыкла верить Церкви, как верили все вокруг.
И потому монашка из Ордена Святой Магдалины торопилась на проповедь, которую на Площади Латеран сегодня должен был прочитать сам Папа. Она хотела успеть получить его благословение. Пусть не такое, как тогда, во время чумы... Он пришел к ним в монастырь и в покоях аббатисы принял нескольких сестер, отличившихся особым прилежанием... Ее он благословил сам, лично... только ее! Правда, потом, услышав от аббатисы про ее подвиги – как она бесстрашно ухаживала за чумными, как пыталась спасти безнадежно больных, как утешала умиравших, бесчисленный поток которых проходил через монастырскую лечебницу, – резко отстранился, вытащил платок, пропитанный настоем корня волчьей травы, и брезгливо вытер руку, благословившую монашку. Он испугался чумы! Наместник Петра, первейший отец Церкви испугался кары, которую Господь ниспослал, как он сам говорил во время проповедей, за грехи людские... Неважно.
Монашка шла, чтобы получить благословение. Она хотела идти в Святую Землю, и аббатиса отпустила ее, дав предварительно и свое благословение, из-за которого она задержалась в стенах монастыря. Теперь ей нужно только получить благословение самого Папы и присоединиться к крестоносцам вместе с прочими паломниками. Ее ждет Иерусалим!
Монашка из Ордена Святой Магдалины верила, что Святая Магдалина защитит ее в пути, как защитила во время чумы. Ведь на самом деле... на самом деле она однажды испугалась... самый первый раз, когда ей предстояло подойти к больному чумой, еще живому. Того монаха из предместья Рима привезли в лечебницу, а не оставили умирать, как прочих, только из-за его сана... Ей поручили подойти к нему, поднести пищу, утешить в страданиях... Было страшно, и тогда она вознесла молитву к своей святой. Молитва шла из самой глубины души, и слова родились тогда странные... Она обещала Святой Магдалине повторить ее судьбу, испытать ее страдания и сохранить Веру... если ей будет дозволено выжить... сохранить жизнь – чтобы испытать... И святая защитила – ведь не тронула же ее чума, ни тогда, в первый раз, ни потом, сколько бы чумных не прошло через ее сострадательные руки.
Монашка из Ордена Святой Магдалины была молода и полна веры. Она торопилась, чтобы быть благословенной Папой Римским. Она торопилась навстречу своей судьбе...
Глава II – ДЖАЛЛАД-ДЖААНИ
Палач шел по Иерусалиму. Бывший палач. Теперь он был наемным убийцей. Разница между этими двумя ремеслами для него была существенной. Свою прежнюю работу он воспринимал скорее как искусство, в то время как нынешнюю именно как ремесло. И у него были для этого все основания.
Он помнил, как точно так же шел по Наньцзину – великому и вечному городу, в котором искусство джалладов достигло вершины своего совершенствования. Маленький раб, пойманный кочевниками в далеких степях Ак Жайыка и проданный в рабство в Чин, он считал себя очень везучим. На невольничьем рынке его заприметил мастер-палач Дома Хранителя Императорского Веера. Заприметил – и купил. Мастер- палач был бездетным и очень старым. А еще он всю свою жизнь посвятил изучению великого искусства дознания истины. Человек тонкий и чувственный, он был художником пытки. Его трактат в стихах «Боль – Матерь Истины» был удостоен похвалы самого Императора Поднебесной. Уже своими строками этот поэтический труд заставлял чувствовать приход Ее, Матери Истины, вынуждающей слабого человека признавать свою слабость, сильного же – склонять голову пред величием Истины...
Кожа бумаге подобна, хрупкому чресла подобны цветку,И рисовать мне удобно, болью круша красотуЦелости тела, ума и души – смертный, блюди простоту!Власть милосердие душит! Я же из боли соткуИстины дивный ковер и узором прекрасным украшупризнаний.Будут подобны цветам орхидей на коврезвуки стенаний,Аистом белым, стоящим на черном пруду, —оправданье незнаньем,Лунем-драконом узор обвивает ковер из покаяний.Истины Матерь есть Боль, аВерность – ребенок.Власти покорность взрастить помогает она нам с пеленок.С Болью мы входим в сей мир, фарфор жизни так тонок!Тоньше – лишь знанье себя, человеческой стойкостикромок...Замечательные стихи! Только мастер-палач, истинный джаллад волею Всевышнего, мог бы написать такие строки. Джаллад служит Власти, и орудием службы его является Боль. Познать эти истины, проведя всю жизнь в степи, погоняя скот с одного жайлау на другой, воруя стада и питаясь одним мясом, – невозможно! Мальчик был благодарен своим похитителям-работорговцам, и потому, свершив позже священный обряд мести- интикама – кек, он подарил им смерть быструю и безболезненную. Но это случилось много позже. А до того ему казалось, что он попал в страшную, но прекрасную сказку. Мастер-палач купил себе идеального ученика. Он говорил: «Сердца кочевников жестоки от рождения, и только рожденный в степи способен полюбить Боль так, чтобы нести ее с истинной радостью, не оскорбляя Великую Матерь Истины жалостью и состраданием! Ты будешь лучше меня! Ты будешь лучшим!..» И он был лучшим! В четырнадцать лет он уже сам проводил дознания, учитель же лишь благосклонно следил за его работой, милостиво дозволяя изобретать и испытывать нововведения... Усовершенствованный барабан с золотыми гвоздиками, с золотым же крюком, извлекающий через тонкий надрез в брюшной полости кишки человека и наматывающий их на себя, теперь уже не убивал жертву, боль же причинял ровно такую, какая не доводит до потери сознания, но нестерпима долее ста ударов сердца. Зубную боль юный палач предложил вызывать, не используя вообще никаких инструментов, но заставляя испытуемого поочередно пить горячую и холодную воду. Страх, считал он, мешает работе, ибо именно страх позволяет человеку подготовиться к боли. Готовый к боли человек способен дольше противостоять ей. Но это если человек сильный. Слабый же к мастеру-палачу и не попадает. Да и вообще, джаллад должен любить сильного человека, ибо только на нем, способном бросить вызов твоему мастерству, ты способен отточить свои навыки, познать новое о Великой Матери Истины... Это делает жизнь осмысленной!
Пятнадцать лет исполнилось ему, когда случилось несчастье – Хранитель Веера был уличен в попытке государственного переворота, и в тот день, когда это произошло, мастер-палач попросил своего любимого ученика лишить его жизни через боль. Приемный сын сделал для своего отца лучшее, на что был способен. За полчаса, пока императорская стража дошла до загородного имения Хранителя, чтобы арестовать всех членов его Дома, он подарил своему мастеру ту степень близости с Великой Матерью, которую может испытать лишь законный супруг с возлюбленной женой. Мастер умирал долго, но любящий ученик не посмел ускорить его смерть, лишая последнего и величайшего удовольствия в жизни. Это стало причиной того, что он не успел уйти и был арестован поспевшими стражниками. Но прощальные слова «Благодарю, мой сын!» из уст приемного отца и Учителя того стоили. К тому же императорские воины, узрев картину убийства мастера-палача дома изменника своим же учеником, сочли это проявлением лояльности к императору и не стали казнить юношу. Они арестовали его и бросили в застенок.
Но и там он провел немного времени – вскоре его забрали и перевели в Дом Дознания и Боли, где, по тайному велению императора, лучшие мастера Матери Истины со всей Поднебесной продолжали развивать дисциплину, основы которой заложил его Учитель и приемный отец. Среди мастеров оказалось немало бывших адептов учения Дзен, практиковавших боевые искусства. В юном кочевнике они узрели идеального ученика и на почти чистом листе его юного сознания стали писать каноны своих школ, стилей, направлений... Впрочем, сознание свое Ученик величайшего из палачей умело защищал, а вот тело, подвергшись испытаниям, окрепло и изменилось... Три года он провел, работая и обучаясь. Он дознавал для императора истину, причем делал это так, что люди, которых к нему приводили, даже вспомнить потом не могли, что же с ними происходило. Боль превращала события в нереальный, кошмарный сон, сознание загоняло память о нем в далекие уголки, на самые задворки, туда, куда личность сама боится заглядывать в страхе узнать о себе нечто непотребное. Самые высокопоставленные чиновники и самые отважные генералы Поднебесной Империи прошли через его юные, но и когда-то изнеженные жизнью при Хранителе Веера руки. Он окреп телом и духом, и некогда нежные руки стали тверже железа, а кроме искусства дознания, он научился еще и ремеслу убийцы. Потому что ничего иного, кроме как умений убивать себе подобных различными способами, одно изощреннее другого, он из уроков боевых искусств не вынес.
Учился он хорошо, и потому через три года почтительно лишил жизни своих учителей, затем охранников и бежал. Потому что еще мальчиком-рабом он решил для себя, что в восемнадцать лет должен исполнить кек, священный долг каждого кочевника. Возвращаться в степь он не стал, дождался работорговцев на
