Мой внук Вениамин

ЭСФИРЬ. Деточка моя! Доченька моя! Два раза потерять мать! Сирота, без папы, без мамы! Господи, как ты это безобразие допускаешь? Ой, кровиночка моя! (Пауза.) Если ее Сима удочерила, почему я не могу?

ЕЛИЗАВЕТА. Да в Сонечке нет ни капли еврейской крови. А Симу спасла и вырастила тетя Клава, и Симе было все равно, есть в ребенке еврейская кровь или нет... А тебе?

ЭСФИРЬ. Лиза, ты дура! Девочку бросила мать. Это такое несчастье! Это сиротская горькая несчастная кровь! А ты говоришь – нет еврейской крови! Это же самая разъеврейская кровь!

Входит Соня с хлебом.

Доченька моя! Иди сюда!

СОНЕЧКА. Я хлеб принесла.

ЭСФИРЬ. Почему же ты мне ничего не сказала?

СОНЕЧКА. Чего не сказала?

ЭСФИРЬ. Деточка моя, никогда, никогда я тебя не оставлю, кровиночка моя...

СОНЕЧКА. Я хлеб... Что с вами, Эсфирь Львовна?

Картина двенадцатая

СОНЕЧКА. Вить, а когда ты на меня обратил внимание?

ВИТЯ. Я в пятом классе был в тебя ужасно влюблен, и в шестом. А потом возненавидел. Не знаю, почему. Ты входишь в класс, а меня ну просто всего переворачивает.

СОНЕЧКА. Мне всегда казалось, что ты ко мне очень плохо относишься.

ВИТЯ. Ну, а потом, в десятом, мы с Ленкой стали гулять. Она про тебя часто поминала.

СОНЕЧКА. Мне Ленка, конечно, говорила, что с тобой встречается.

ВИТЯ. Да все знали. Все наши. Только, Соня, это было все совсем другое. Никакого сравнения. Ты и не думай, Сонь.

СОНЕЧКА. Все равно нехорошо как-то. Ленка – подруга моя. Да со всех сторон нехорошо. Ой, самое главное тебе не сказала! Я письмо от Левы получила.

ВИТЯ. В Новосибирск зовет?

СОНЕЧКА. Совсем наоборот. Он просит прислать ему заявление, чтобы брак признать недействительным.

ВИТЯ. А ты что?

СОНЕЧКА. Я тут же и послала. Витечка, если бы тебя не было, я бы, наверное, очень переживала. А теперь мне это совершенно все равно. И даже очень легко. Я утром как проснусь, вспомню про тебя и улыбаюсь. Меня свекровь все время спрашивает: «Сонечка, чему это ты улыбаешься?»

ВИТЯ. Мне тоже ребята говорили: «Ты что, как дурак, все время улыбаешься?»

Целуются.

Сонь, ты уедешь теперь?

СОНЕЧКА. Уеду, конечно. А что мне тут делать?

ВИТЯ. Когда?

СОНЕЧКА. Когда у Эсфири Львовны гипс снимут.

Я же не могу ее одну оставить, с гипсом-то. Ни умыться, ни еду приготовить.

ВИТЯ. В общем-то, ты права. С какой стати тебе у них жить?

СОНЕЧКА. Ты не думай, Витя. Я ведь на работу устраиваюсь. В детский садик, прямо во дворе. Временно.

ВИТЯ. Плохо, конечно, что ты уедешь. Но в общем-то все правильно, Сонь.

СОНЕЧКА. Дождик начинается. Пошли ко мне.

ВИТЯ. Нет, я больше к тебе ходить не буду. Мне перед старухой стыдно. Она все – покушайте, покушайте. Пошли в кино.

СОНЕЧКА. Пошли.

Картина тринадцатая

В квартире Елизаветы Яковлевны. Она в ворохе бумаг. Сонечка сидит напротив.

ЕЛИЗАВЕТА (отодвигает бумаги). Сонечка, что стряслось, детка?

СОНЕЧКА. Все! Все стряслось!

ЕЛИЗАВЕТА. Ты получила письмо от Левы?

СОНЕЧКА. Получила. Отправила я ему заявление. Да не в этом дело!

ЕЛИЗАВЕТА. Так что случилось у тебя?

СОНЕЧКА. Тетя Лизочка, я устраиваюсь на работу в садик.

ЕЛ И ЗА В ЕТА. И хорошо. Я думаю, что ты совершенно права.

СОНЕЧКА. Меня послали по врачам, анализы сдавать и все такое... к терапевту, и к невропатологу и к гинекологу... и гинеколог мне сказал, что я беременна. Но этого не может быть.

ЕЛИЗАВЕТА. А какой срок, Сонечка?

СОНЕЧКА. В две недели...

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, нет, этого не может быть. Ни один гинеколог не ставит двухнедельного срока, это какая-то ошибка, недоразумение.

СОНЕЧКА. Вот и я говорю, что этого не может быть! А она говорит – да! А в садике говорят, чтобы я оформление прошла в две недели...

ЕЛИЗАВЕТА. Подожди, деточка, какие две недели? Я спросила, какой срок беременности тебе определили?

СОНЕЧКА. Десять недель. Но этого не может быть!

ЕЛИЗАВЕТА. Извини, Сонечка, но ответь мне на один вопрос: у тебя был кто-то?

СОНЕЧКА (твердо). Нет. (Поколебавшись.) То есть ничего такого у меня не было.

ЕЛИЗАВЕТА. Погоди, погоди, но что-то ведь было...

СОНЕЧКА. Было один раз что-то такое, но вы не думайте, это не то...

ЕЛИЗАВЕТА. А ты знаешь, что такое то?

СОНЕЧКА. Нет. Но то, что было, это точно не «то».

ЕЛИЗАВЕТА. Ты вспомни все, что было.

СОНЕЧКА. Да почти ничего и не было. Он спросил меня про Леву, а я вдруг разревелась, как дура, мне так обидно показалось, а он меня обнял и поцеловал, и был такой момент, когда я испугалась. Но это было только одно мгновение, и все... потому что вы тогда в дверь позвонили... когда Эсфирь Львовна упала, это было...

ЕЛИЗАВЕТА. Я? Я позвонила... О Господи, ну конечно же...

СОНЕЧКА. Он мой одноклассник, служит под Москвой. Он тогда просто так зашел. И вот, все началось тогда...

ЕЛИЗАВЕТА. Да, тебе повезло, доченька.

СОНЕЧКА. В каком смысле, тетя Лиза?

ЕЛИЗАВЕТА. Я знала множество женщин, у которых за всю жизнь не получалось того, что у тебя получилось в одно мгновение.

СОНЕЧКА. Вы тоже думаете, что я беременна?

ЕЛИЗАВЕТА. Завтра я отведу тебя в мой роддом, к нашему главврачу, он тебя посмотрит, и это уже будет наверняка...

СОНЕЧКА. Какой ужас! Что же делать?

ЕЛИЗАВЕТА. Как – что делать? Рожать.

СОНЕЧКА. Ой, как все нескладно у меня... А как я скажу Эсфири Львовне?

ЕЛИЗАВЕТА. Да подожди ты об Эсфири. Скажи мне, а этот твой герой, он у тебя с тех пор не появлялся?

СОНЕЧКА. Я его четыре раза видела. Первый раз он домой пришел, а потом мы на вокзале встречались.