Несколько неровных ударов сменяются набатом.
АНТОНИНА. Пожар, что ли? Оборони Господь...
Дыму вроде ниоткуда не видать.
МАРЬЯ. Малой, иди узнай, кой сатана там?
Дуся прячет голову в тряпки, сгребает своих кукол под себя.
НАСТЯ. Сходи. И правда, узнай, что там стряслось.
ДУСЯ. Собирайте меня в Божий Храм.
МАРЬЯ. Чего сказал? Боже-Храм?
НАСТЯ. В церковь чтоб ее собирали.
АНТОНИНА. Дусенька, матушка, сегодня не Пасха, не Рождество, с чего бы это тебя туда нести?
ДУСЯ
Хожалки начинают собирать Дусю. Поют молитвы, она крестит каждую из вещей, которые на нее надевают. Наконец, ее снимают с кровати. Дуся крестит кресло, в которое ее сажают, ее привязывают к креслу большим платком.
ДУСЯ. Ой, больно!
АНТОНИНА. Прости Христа ради.
ДУСЯ
МАРЬЯ. Какой собака тебя подберет...
ДУСЯ. Ну, с Богом, с Богом!
Вбегает Тимоша.
ТИМОША
ДУСЯ. Несите.
Дусю поднимают в кресле над головами и с пением выносят на крыльцо.
Картина третья
Двор Дуси. Крыльцо. Видна дорога. С крыльца спускается процессия с Дусей. На крыше сидит Маня Горелая.
В руках у нее лопух, свернутый кулем. Она свешивается с крыши, стряхивает содержимое лопуха на Дусю и ее хожалок.
МАНЯ. Помазуется раба Божия Авдотья!
ДУСЯ. Ах, грех какой! Грех тебе! Не тронь меня, Настя. Слышь, не чисти! Нам говно нипочем. Мы в говне родились, в говне помрем. А враг пусть ото зла треснет! Пусть треснет!
МАНЯ. У, гордая какая! Какая гордая! А все равно в одной яме лежать будем!
ДУСЯ. Несите! Что стали-то! Хвалите Господа с небес, хвалите его в вышних!
Хожалки подхватывают молитву и с пением идут по дороге к церкви. Процессия исчезает из виду. Маня кривляется на крыше. Потом спрыгивает, начинает плясать.
МАНЯ. Мироносицы пошли, в жопе миро понесли! Подходите, бабоньки, подходите, мужики! Маня всех миропомазует! У Мани на всех хватит!
Слышно удаляющееся пение хожалок. Пение прерывается двумя воплями. Возгласы толпы. С той стороны, куда только что ушли хожалки с Дусей, появляются два красноармейца, один с погасшей папироской во рту. Они как будто ослепли, идут шатко, ощупывая землю ногами, шаря в воздухе и спотыкаясь. Маня подходит к ним, дергает одного сзади, тот отводит руку, но Маню явно не видит.
ПЕРВЫЙ КРАСНОАРМЕЕЦ. Филипп, руку дай...
Ты сам-то где? Вроде земля? Дорога? Чтой-то было?
ВТОРОЙ КРАСНОАРМЕЕЦ. Ваня, ты-то где? Что темно так сделалось?
ПЕРВЫЙ. Никак шарахнуло?
ВТОРОЙ. Вань, ни видать ни хрена... Ты видишь что?
ПЕРВЫЙ. Хер я вижу, Филипп. Дай, подержусь за тебя. Где ты, а?
Хожалки с Дусей, гордо восседающей в кресле, возвращаются, продолжая пение.
МАНЯ
Картина четвертая
В доме у Дуси, две недели спустя. Ночь. Горят лампады.
Дуся в постели. Хожалки поют последнюю молитву из акафиста Божьей Матери. Раздается троекратный стук в дверь. Хожалки продолжают петь.
НАСТЯ. Стучат.
МАРЬЯ. Ночь. Кто идут? Не открывай.
ДУСЯ. Огради, Господи, Силою Честного и Животворящего Креста.
Антонина открывает дверь. Перед ней красноармеец в форме, он кланяется.
АНТОНИНА. Господи помилуй, никак Тимоша.
ДУСЯ. Сымайте с него одежу с печатями, пусть входит.
Марья плюет на пол.
ДУСЯ
МАРЬЯ. Сама сарай сиди...
НАСТЯ. Тимоша...
ДУСЯ. Говори, чего пришел.
ТИМОША. Матушка Дуся, убег я. Нет мочи. И еще одно дело вышло. Только быстро не скажешь.