Таков был мой дедушка, сэр Джейкоб, отец моего отца Чарльза.
Я привык про себя звать деда дедулей, но все остальные не были с ним столь же фамильярны, во всяком случае на словах, и обращались к нему не иначе как «сэр Джейкоб». Вот что значит быть личностью.
У «личности», поселившейся в родовом поместье на берегу Ла-Манша, очень скоро завелись закадычные друзья. Вернее, один друг, так как старикан настолько кичился своим высоким происхождением, что не допускал и мысли о том, чтобы водить дружбу с кем попало. «Чарли, мой мальчик, – обычно говаривал он, сидя перед горящим камином в своем теплом халате, из-под которого торчали на свет божий панталоны нежно-розового цвета. – Береги свою честь. Не водись с кем попало. Тщательно выбирай связи и знакомства. А уж дружбу заводи только с равными себе». Обычно после такой тирады сэр Джейкоб доливал себе портвейна, дабы придать мыслям большую убедительность. Отец лишь кивал на эти слова, и невозможно было понять, то ли он согласен с дедушкой, то ли просто принимает к сведению, что нынешним вечером дедуля опять налижется и начнет во весь голос распевать песни времен королевы Елизаветы и Фрэнсиса Дрейка, после чего завалит в постель либо горничную, либо Лизу Бригз.
Так вот о друге сэра Джейкоба. Им был не кто иной, как местный богач, глава самой зажиточной семьи в Суссексе, мистер Эмберли. Отец долго не мог понять, отчего старикан выбрал себе в закадычные друзья не самого титулованного. Однажды, набравшись храбрости, он спросил об этом напрямую.
«Чарли, мой мальчик, – загадочно ухмыльнулся дед. – Ты еще молод, юн и зелен, поэтому тебе трудно понять своего умудренного жизнью старика. Не ломай себе голову над этим. Знай только, что я обеспечиваю тебе будущее. Помни об этом. Помни, что твой отец всегда заботится о тебе. Надеюсь, что и ты будешь заботиться обо мне хоть на десятую долю моих стараний. Будь другом, не сочти за труд, пойди позови Лизу, то есть я хотел сказать мисс Бригз, чтобы она открыла мне еще одну бутылку».
Ага, как же, старикан заботился об отце! Вот еще глупости! Дед только и умел в этой жизни, что проматывать состояния. Сначала собственное, потом жены, теперь сына. До наследства, оставленного бабушкой дяде Генри, ему дотянуться не удалось, и он направил все усилия на младшего сына.
Мистер Эмберли был тот еще тип. Хотя подходило к концу третье десятилетие века, он до сих пор предпочитал обтягивающие белоснежные панталоны, королеву Викторию называл «наша маленькая принцесса» и при случае ругал на чем свет стоит Вильяма Питта-младшего. Естественно, он считал, что во времена его молодости все было значительно лучше. Всех этих качеств было недостаточно, чтобы завоевать сердце человека, чьи предки приплыли с континента еще вместе с Вильгельмом-Завоевателем. Секрет мистера Эмберли заключался в том, что он владел большой торговой компанией, имевшей монопольное право на поставки любимого напитка старикана – настоящего портвейна, выдержанного и в меру сладкого, именно такого, какой должен скрасить досуг джентльмена.
Мистер Эмберли был примерно одного возраста с сэром Джейкобом. В оборотах речи и в повадках они были схожи. Наш негоциант имел маленький рост и был толстяком, в отличие от старикана, который, наоборот, казался похожим на ссохшегося карпа с тонкими ногами и маленьким округлым животиком. Только карп не имеет алкоголических прожилок на багровых щеках и сизого от непрерывных возлияний носа.
Обычно старики проводили вечера, уезжая на нашей двуколке в Фулворт, где приударяли за молоденькими селянками. После таких вечеров горничная сэра Джейкоба долго чистила его одежду, соскребая с нее следы травы, грязь и ворча себе под нос, что такому пожилому джентльмену неплохо бы остепениться.
Так обычно изволили развлекаться новоявленные друзья. Но иногда мистер Эмберли приезжал к нам в поместье. Тогда дед приказывал слугам растопить в гостиной большой камин, поставить перед ним два удобных кресла, обитых темно-бордовым плюшем, а между ними установить стол, заставленный праздничными хрустальными кубками и серебряной посудой. Подгоняя слуг своим зычным голосом, сэр Джейкоб громко хлопал друга по круглому плечу и говорил: «Славно сделал, сосед, что заехал ко мне». При этом глаза его становились приторно-сладкими, особенно когда он поглядывал, как посланный к коляске мистера Эмберли камердинер приносил в гостиную «скромный подарочек» – полдюжины бутылок портвейна. «Самого наилучшего, изволю заметить», – заплетающимся языком замечал сосед, глядя, как старикан допивает последнюю бутылку.
Обычно друзья так напивались на этих посиделках, что мистера Эмберли приходилось везти домой нашему кучеру.
Вот во время одной из таких вечеринок деду и пришла в голову прекрасная мысль породниться с другом-соседом. У мистера Эмберли имелась на выданье дочь, мисс Анна – единственная наследница всего состояния негоцианта. Надо отметить, состояние было немаленьким. Дела в торговой компании Эмберли шли преотлично, товар, привозимый из Португалии, шел нарасхват, завоевывая все больше сердец джентльменов, не желавших более пить простой эль. Поэтому к моменту, когда старики ударили по рукам в нашей гостиной, сидя перед ярко полыхающим в камине огнем, личное состояние мистера Эмберли оценивалось на сумму около ста тысяч фунтов. Не такое уж плохое предприятие затеял старик в отношении своего младшего сына, если учесть, что с момента его переселения в Суссекс состояние отца сильно пошатнулось.
Дедуля тотчас велел позвать папу. «Вот что, Чарли, мой мальчик, – объявил он, поглядывая сахарными глазками-щелочками на раскрасневшегося от чрезмерных возлияний соседа. – Мы с мистером Эмберли решили осчастливить тебя. Мисс Анна согласна стать твоей женой». Тут сэр Джейкоб посмотрел на сына, стоявшего перед ним в полнейшей растерянности, и захохотал таким громовым голосом, что хрустальные бокалы, стоявшие на столе, жалобно зазвенели. Дело в том, что жених и невеста еще ни разу не видели друг друга. Тут было над чем посмеяться.
Отец даже не решился возразить сэру Джейкобу. «Личность» подавила в нем всякое стремление к независимости и собственному мнению.
Махнув, словно король, рукой и милостиво отпустив Чарльза, сэр Джейкоб продолжил пировать со своим закадычным другом. А отец отправился в правое крыло усадьбы, где располагалась его спальня, чтобы немного побыть наедине с собой и разобраться в чувствах, которые разом нахлынули на него, лишь только сэр Джейкоб объявил ему о своем решении.
Мой отец, еще в пору своей юности, о которой я сейчас повествую, был натурой весьма ранимой и чувствительной. Он краснел, словно девица, когда старикан за обеденным столом отпускал по своему обыкновению скабрезные шуточки и втайне собирал у себя в комнате сентиментальные романы, которыми упивался долгими зимними вечерами. Однако же его нельзя было назвать натурой чувственной, так как никакое смятение еще не настигло Чарльза. Любовное томление, столь естественное в этом возрасте, избегало встречи с ним, стремление путешествовать, открывать дальние земли, так характерное для нашей нации, удовлетворялось дальними пешими прогулками вдоль берега. Надо ли говорить, что интерес к любовным утехам совершенно отсутствовал до сего момента у моего отца? Да, именно так! Конечно, пару раз он заставал в темных уголках усадьбы сэра Джейкоба, не обходившего своим вниманием домашнюю прислугу, думаю даже, папа следил за его похождениями, но не более того.
