Лезвие, описав дугу, рассекло горло. Кровь брызнула в разные стороны, обагряя тела присутствующих. Девушка, схватившись за перерезанное горло, издала жуткий хрип. Она попыталась было подняться, но тут же рухнула обратно на алтарь, заливая все вокруг фонтаном крови, бьющим из рассеченной артерии.
– Жертва! – воскликнули присутствующие хором.
На всех будто напало какое-то сумасшествие. Многие подставляли пригоршни к бьющей фонтаном крови несчастной и выливали ее на себя, старательно обмазывая голое тело. Некоторые припадали к стекающим с алтаря большим тяжелым каплям, жадно глотая их. И над всем этим кошмаром высился влезший с ногами на трон Алекс в образе дьявола и жутко хохотал.
В углу громко играл заново заведенный кем-то граммофон, поэтому мы не сразу услышали шум, производимый наверху, прямо над нами. Кто-то с силой колотился в запертые изнутри двери. Неожиданно ветхие двери поддались напору, и в церковь хлынула разъяренная людская толпа. Представители Восточного Лондона, рвань и отребье, держа в руках факелы, шарили по церкви в поисках сатанистов, приносящих в жертву дьяволу новорожденных. Их крики долетели до моего уха, заставив тотчас отрезветь. Еще минута-другая – и озверевшая толпа найдет дверь, ведущую в подвал, подумалось мне. Видимо, то же подумал и Алекс, который ловко соскочил с трона и, кивнув мне, бросился к задрапированной тканью дальней стене. Остальные участники черной мессы в испуге метались по подземному залу, ища хоть какое- то укрытие.
Алекс подскочил к ткани и с силой прорвался сквозь нее в пустоту ниши. Из ниши, как оказалось, наружу вел небольшой коридор, который я никогда не видел. Насколько я понял, именно из него всегда выходил дьявол. Выбежав наружу, мы очутились на заднем дворе церкви. Тут же, чтобы не привлекать внимания, стояла карета, на которой мы приехали. Кучер, верный человек Алекса, мирно дремал, даже не подозревая о грозившей опасности. Мы заскочили в карету, в которой была аккуратно сложена наша одежда. Алекс высунулся из окна и приказал проснувшемуся и хлопающему спросонья глазами кучеру спешно трогаться.
– Похоже, девка оказалась не сиротой, – констатировал он, неуклюже натягивая брюки. – Ну, не беда, зато мы приятно провели время и, похоже, чудом спаслись.
Алекс явно поспешил. Едва карета выехала на улицу, как нас заметили некоторые из черни, оставшиеся сторожить вход. Они бросились к нам, яростно размахивая горящими факелами и приказывая нам остановиться.
– Уходят! Уходят! – хриплыми, пропитыми голосами орали они, зовя подмогу.
Первых подбежавших стоптали лошади. Я даже слышал, как под копытами хрустели их кости. Неожиданная легкость и ярость овладели мной. Я мельком глянул на вжавшегося в угол кареты Алекса и высунулся почти по пояс наружу, одновременно вынимая из трости саблю. Не ожидавшие подобного поворота событий нападавшие не успели отступить, как двое из них были проткнуты мною почти насквозь. Третий развернулся и попытался было резво скрыться, как я одним ударом лихо отсек ему голову от шеи. Обезумевшие от горящих факелов и запаха свежей крови лошади с силой рванули вперед, и карета унеслась прочь, оставив четыре трупа, бездыханно лежащие перед зданием церкви.
Через час я вернулся в свой особняк, умылся, переоделся, вошел в спальню, где мирно дремала божественная Хлоя, и накинулся на нее, душа в своих объятиях и покрывая множеством поцелуев. В ту ночь я три раза проделывал это с моей обожаемой супругой, постоянно вызывая в памяти образ растерзанной девушки.
На следующее утро я вычитал в «Дейли кроникл» небольшое объявление о том, что пустовавшая ранее церковь Девы Марии сгорела дотла. В этот самый момент в помещении церкви проходило очередное собрание филантропического общества развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты. Все члены общества сгорели в ужасном пожаре. Прибывшие на место пожарные уже никак не могли остановить разгулявшийся пожар. Лишь когда церковь выгорела полностью, пожарные вошли в нее, где обнаружили двадцать два обгорелых трупа.
Прочитав заметку, я усмехнулся и попросил жену, все утро ластившуюся ко мне, чтобы она приказала горничной подавать завтрак.
Глава четвертая
Констебль Смит вздрогнул и очнулся.
«Кажется, я задремал», – подумал он, оглядываясь кругом.
Констебль все еще стоял в тупике, образованном двумя почти примыкавшими друг к другу стенами домов и запертом позади высоким каменным забором. Что было за забором, разглядеть не представлялось никакой возможности, а влезать наверх, где наверняка в достатке рассыпано битое стекло, нет уж, увольте, Смит не такой дурак.
Протерев глаза кулаком, полицейский выглянул из своего укрытия и, убедившись, что окно кабинета, в котором предположительно сидел объект наблюдения, все так же светится, оглядел улицу. На улице не было ни единой живой души. Удовлетворенно вздохнув, Смит подумал, какой бы он шикарный нагоняй получил, если бы сержант Годли застукал его задремавшим на посту. Да, сержант строг, зато никогда не дает своих людей в обиду и всегда выбивает им прибавку к жалованью, особенно тем, кто по ночам дежурил в тот месяц в Уайтчепле, когда весь Скотленд-Ярд с ног сбился, ловя страшного убийцу, прозванного Джеком Потрошителем. Смит тоже тогда дежурил. За время этих ночей, которые он не любит вспоминать и старается забыть, констебль, отец двух очаровательных девочек, многого насмотрелся. За все годы службы он не видел такого зверства. Констебль даже подумывал уйти из полиции, но жена сумела отговорить.
«И слава богу, – благодарно подумал Смит. – А то куда бы я сейчас подался? А тут тебе и выслуга лет, и до пенсии рукой подать. Нет, шалишь, Смита так просто не возьмешь».
Полицейский гордо расправил указательным и большим пальцем усы и достал из кармана дешевенький портсигар, сделанный из дутого железа.
– Прикурить не найдется, приятель? – неожиданно раздалось сзади.
Оторопело обернувшись, констебль увидел прямо перед собой неизвестно откуда взявшегося субъекта. В глаза сразу же бросился глубокий свежий шрам, перерезавший наискось подбородок незнакомца и уходивший вниз по горлу. На голове незнакомца был котелок, надвинутый на лоб так, что выглядывали только глаза, беспрестанно перебегающие от одного предмета к другому, словно живые зверьки. Во рту мужчина держал полускуренную сигару, которую он и поднес к спичке, горевшей в толстых пальцах констебля. Огонек на секунду осветил его лицо.
– Эй, я тебя, кажется, знаю, – сказал Смит. – Ты – тот сутенер, у которого Потрошитель убил проституток. Хитрый Шотландец! Что ты тут делаешь?
