— Но можно жить и без этого, — возразил вампир. — Зачем же электрическое освещение и отопление?
Я всерьез озадачилась. Что такое электрическая лампочка по сравнению с солнцем? Как можно сравнить батарею с жаркими солнечными лучами? Но не спорить же с вампиром!
— Лампочка — это не то, — как можно нейтральнее ответила я.
— Почему?
— Ну… Солнце преображает все. На рассвете разгоняя сумрак ночи, оно оживляет все предметы. У них появляется цвет, в полдень яркий свет позволяет видеть все до мельчайшей черточки. Блики и светотени, яркие контрасты. А вечером появляются полутона, мягкие цвета, золотые и лиловые оттенки закатного солнца, и мир превращается в сказку. Можно играть чистыми цветами, пускать солнечные лучи, золотить предметы. Солнце для меня — это все… — я оборвала себя на полуслове и застыла, с полным осознанием того, что только что натворила.
— Да, хотел бы я это увидеть, — неожиданно сказал вампир и коснулся пальцем оранжевого диска на картине.
Я облегченно вздохнула.
— А луна и звезды? — снова спросил вампир.
— Ночью тоже хорошо, но темноту на полотнах рисовать бесполезно.
— А зачем рисовать темноту? Нарисуй саму ночь. Ведь она очень красива и грациозна. Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня. У нее свои особые цвета, звуки и запахи. С ней можно поговорить, в ней можно раствориться, она заполняет все пространство и проникает даже туда, куда никогда не заходит день.
Интересно, а как видят мир вампиры? Особые цвета, звуки и запахи? У них просто лучше зрение, слух и обоняние, или они на самом деле все чувствуют иначе? Я слышала, что вампиры больше полагаются на свое чутье, чем на другие органы чувств. Как оно проявляется, что они чувствуют, что видят, как воспринимают? Ведь можно попробовать это нарисовать!
— А как ты видишь мир? — я все-таки набралась смелости и спросила.
— Боюсь, я не смогу тебе объяснить или показать, — развел руками Стефан. — Я не писатель, не художник и не музыкант. — Это просто нужно видеть, слышать, чувствовать. Ты хочешь это продать или оставить себе? — резко сменил тему вампир.
— Я хочу оставить это у себя, если ты разрешишь, я повешу ее здесь.
— Это твоя комната, и ты можешь делать тут что пожелаешь, — ответил он.
— Спасибо, — поблагодарила я.
— Мне пора, — сказал Стефан, мельком взглянув на часы. — Увидимся утром.
— Да, конечно, — я слабо кивнула.
Вампир развернулся и вышел, а я схватила новый лист и принялась рисовать. Как он сказал? «…Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня…»
Проснулась я поздно, потому что полночи рисовала, и первым делом взяла в руки изрисованный листок. Вот он, набросок. Совсем юная девушка со звездными, сияющими мудростью глазами в черном длинном плаще, медленно идет по лунной дорожке над миром, успокаивая и унимая все тревоги и волнения. Она смотрит куда-то вдаль, но видит все, знает все. С ее маленькой руки в разные стороны разлетаются звезды, мерцая в тиши, а над головой ярко сияет луна, обволакивая все своим серебряным светом. Конечно, все это еще нужно дорисовать и подобрать нужные цвета, но я уже сейчас вижу картину, как будто она уже стоит передо мной…
Я уже собралась было идти умываться и завтракать, как вдруг увидела, что у моих ног на одеяле лежит красивая резная рамка, точно по формату законченной мной вчера картины. Спасибо, Стефан! Я помимо воли заулыбалась, наверное в первый раз после извещения о том, что меня отдают вампиру.
Я рисовала целый день и к вечеру картина была закончена. Руку как будто кто-то направлял, краски ложились ровно и точно. Давненько я не рисовала с таким вдохновением! Подождав, когда краски подсохнут, и удостоверившись, что все прорисовано так, как мне того хочется, я сняла лист с планшета и вышла с ним в темный коридор. Черт бы побрал это вампирское ночное зрение, не мог, что ли, свет хоть бы для порядка включить? Я осторожно, по стеночке, дошла до гостиной и, плюнув на все и вся, щелкнула выключателем. Вампир не пошелохнулся, только прищурился.
— Темно, — развела я руками.
— А ты что, вообще ничего не видишь в темноте? — спросил он.
— Как это ничего? Темноту вижу, — пожала я плечами.
— То есть как? — не понял вампир.
— Ну, вот закрой глаза и увидишь темноту.
Вампир послушно и с явным облегчением закрыл глаза.
— И что? Это и есть твоя темнота? Тогда почему же ты постоянно что-то сбиваешь и ходишь так медленно?
— А ты что что-то путное видишь с закрытыми глазами?
— Я вижу все те же предметы, только немного иначе, без подробностей, в общих чертах, что и где. Это и есть темнота?
— Нет, — с сожалением покачала я. — Темнота — это когда ты не знаешь, за что зацепится твоя нога в следующую секунду, обо что ты споткнешься, что нащупаешь под рукой, где набьешь шишку и куда потом двигаться, чтобы включить свет и узреть какой погром ты натворила.
Вампир удивленно уставился на меня.
— Это как же так?
— А вот так, — пожала я плечами. Как объяснить человеку, то есть вампиру что есть такое темнота, если темнота это отсутствие света, который он и так не видит.
— Тогда мне понятно, почему ты не любишь ночь, и так любишь солнце, — сказал вампир.
— Кстати, — я сочла момент подходящим и протянула ему свое новое творение. — Как тебе такая интерпретация ночи?
Стефан аккуратно развернул свернутую в рулон работу и окинул заинтересованным взглядом, долго что-то рассматривал, а потом изрек:
— Очень похоже, только цвета скорее больше фиолетовые, чем коричневые.
— Ты видишь ночь фиолетовой? — удивилась я.
— А ты коричневой?
— Нет, я вообще ночью цвета почти не вижу, все серое, но картину же нельзя нарисовать все черно-белое. А ты и ночью видишь цвета? — заинтересовалась я.
— Да, конечно.
— А при электрическом свете? — продолжила расспросы я.
— Он мешает больше. Чем он ярче тем нечетче становятся контуры.
— О, ну вот теперь я могу тебе объяснить, что такое темнота. Для меня это отсутствие света, а для тебя его полное присутствие, когда не видно что находится у источника света. Так что судя по всему, если ты даже посмотришь на солнце ты его просто не увидишь, так же как я ничего не вижу в темном углу, что бы там не было.
— Надо же, — Стефан очевидно глубоко задумался. — Кажется, я начинаю понимать, что такое темнота…
— Для тебя это скорее «светлота», и, кстати, спасибо за рамку. Она очень красивая.
— Подари мне эту картину, — неожиданно предложил Стефан, все еще всматриваясь в линии изображенной мною мадмуазель Ночь.
— А… э… хорошо, бери, — кивнула я.
— Спасибо.
Я ушла спать в каких-то растрепанных чувствах. С одной стороны я все еще находилась в доме вампира под бдительным его присмотром, продолжая опасаться укуса за каждым поворотом, а с другой — я обнаружила, что судьба предоставила мне хорошую возможность понять жизнь вампиров. И хотя я продолжала бояться Стефана, я теперь начинала понимать и то, что вампиры не так уж и далеки от людей, как мне казалось раньше. Может быть, еще не все потеряно. Со Стефаном, по крайне мере, интересно, и он
