— Детективы хотят поговорить с нами?
— Вообще-то мы хотели бы поговорить с мистером Фаэрбеном, — уточнил Фостер. — Но мы будем рады, если вы присоединитесь к нам. Это не допрос.
Они вошли в гостиную. Там работал телевизор. Фаэрбен выключил его.
— Чай или кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо, — ответил Фостер. — Я целый день жил на кофе.
Дринкуотер попросил фруктового сока. Миссис Фаэрбен ушла и вернулась с полным кувшином, в котором потрескивали кубики льда.
— Так что вас привело сюда? — поинтересовался Фаэрбен.
Фостер глубоко вздохнул:
— Кто-нибудь из вас интересуется семейной историей?
Фаэрбен посмотрел на него так, словно Фостер только что сделал непристойное предложение его жене.
— Вы серьезно?
— Да.
Супруги обменялись недоуменными взглядами.
— Ну я интересуюсь. Это мое хобби уже несколько лет.
— Значит, вам известна история вашей семьи?
— Да. Но только с 1740 года. Я не могу читать по латыни, и это затрудняет дальнейшие поиски. А к чему вы клоните?
— К Ику Фаэрбену.
Мистер Фаэрбен уставился на Фостера и несколько секунд молча смотрел на него.
— Как вы вообще узнали про Ика? — воскликнул он.
— Долгая история. Сначала вы ответите на наши вопросы, а потом я все объясню. Вам известно, что он сделал?
— Он был преступником. Убил двух человек, его казнили в тюрьме Ньюгейт в 1879 году.
— Когда вы узнали о нем?
Он взглянул на жену.
— Лет пять назад? — спросил он ее.
Она кивнула.
— И что вы почувствовали, выяснив, что в вашей семье был убийца?
Фаэрбен пожал плечами:
— Если честно, я очень удивился. Я не поклоняюсь своим предкам.
— Не поклоняетесь предкам?
— Да, я постоянно сталкиваюсь с этим, когда встречаюсь с поклонниками семейной истории, к которым и сам отношусь. Люди выбирают себе одну личность, как правило, самую успешную или бесстрашную и поклоняются ей, а об остальных забывают. Паршивых овец принято игнорировать. Некоторые нормально относятся к ошибкам и неудачникам в их роду; другие притворяются, будто этого никогда не было, и все отрицают.
— Вы изучали процесс над вашим предком?
— Читал несколько газетных статей! — бросил Фаэрбен. — Простите, но я должен вас спросить: почему все это так вас интересует? Разве дело возобновили?
— В какой-то степени, — ответил Фостер, решив сразу перейти к делу. — За прошедшие недели в западном Лондоне была совершена серия убийств. Преступник копировал убийства 1879 года, за которые повесили вашего предка. Мы считаем, что Ик Фаэрбен был невиновен, полиция ложно обвинила его, чтобы успокоить людей и спастись от нападок прессы.
Фаэрбен лишился дара речи. Он открыл и закрыл рот, не произнеся ни звука.
— Также мы полагаем, что человек, совершивший все эти преступления, знает о судебной ошибке и мстит за нее. Для начала нам необходимо опросить всех потомков Фаэрбена.
Фаэрбен посмотрел на Фостера с недоверием:
— Так я — подозреваемый?
— В некотором роде да.
— Я никого не убивал! — крикнул он.
— Охотно вам верю. Но мы должны исключить вас из списка подозреваемых. А для этого нам необходимы ваши отпечатки пальцев.
Фаэрбен согласился. Дринкуотер снял отпечатки, а затем спросил, где он находился в то время, когда обнаруживали трупы. Фаэрбен объяснил, что был дома, жена подтвердила. Фостер поверил им, но решил, что надо проследить за его перемещениями в ближайшие двадцать четыре часа. Когда Дринкуотер закончил свою работу, Фостер задал еще несколько вопросов:
— Вы рассказывали историю о Фаэрбене кому-нибудь из родственников или друзей?
— Мои ближайшие родственники знают о ней. Сын, который учится в университете, и дочь, она сейчас у подруги. Мой брат и его жена. Они живут в Оксфорде. И конечно же, члены общества любителей истории семьи.
— Все?
— Да, мы обсуждали это.
— Когда?
— Год назад. Они были потрясены. Как я и говорил, большинство людей, интересующихся семейной историей, принимают всех своих предков, а не только тех, кто заработал больше денег или произвел на свет много детей.
— Вы не заметили, что кто-нибудь уделил вашим словам особое внимание, задавал уточняющие вопросы?
Фаэрбен снисходительно улыбнулся:
— Детектив, мне сорок девять лет. По сравнению с остальными членами общества любителей истории семьи я там почти мальчишка. Ни один из них физически не способен на убийство. Завтра вечером у нас ежемесячная встреча. Приходите и посмотрите, нет ли там потенциального убийцы.
Фостер усмехнулся и записал название общества и фамилию его секретаря. «Круг тех, кто может знать о судебной ошибке, расширяется», — с сожалением подумал он.
Фостер встал и собрался уходить.
— Почему вы решили, что он не был виновен? — спросил Фаэрбен.
— Я сразу чувствую, когда дело нечисто. — Фостер не рассказал, что предка Фаэрбена избили перед тем, как повесить. Он понимал, что теперь Джон Фаэрбен сам об этом узнает.
— Забавно, — проговорил Фаэрбен, провожая Фостера и Дринкуотера до двери. — Недавно я беседовал со своим братом. Когда я только начал поиски, моя мама, умершая четыре года назад, очень переживала. Она повторяла, что я не должен в это ввязываться, потому что в нашей семье был убийца. Тогда я впервые услышал об этом. Она умерла, но так и не захотела узнать подробности. Для нее это было позором. Многие годы эта история была мрачным секретом нашей семьи. А теперь выходит, нам было нечего стыдиться и он был невиновен.
Они попрощались. Фостер удивился. Семья стыдилась Ика? Это означало, что Клара не верила в невиновность брата. Возможно, она стыдилась его вины.
— Оказывается, он изучал историю своей семьи. Правда, интересно? — произнес Дринкуотер. — Наверняка солгал, заявив, что не знал о судебной ошибке.
Фостер покачал головой:
— Сомневаюсь.
Он вспомнил, что Фаэрбен сказал о матери и об ее отношении к их предку, и его это огорчило. Ика Фаэрбена не только осудили на смерть. Больше века его фамилия являлась причиной стыда для тех, кто ее носил.
Найджел позвонил в десять часов вечера, от бесконечных свидетельств у него рябило в глазах и болела голова. Хотелось добраться до дома, поспать немного и с новыми силами вернуться в центр. Он
