– Ну, если нет, так и проблемы нет. – Найл обследовал уже несколько секций буфета на предмет наличия алкозельтцера и теперь рыскал в холодильнике в поисках минеральной воды. Баллон, однако, был полностью заморожен, и из горлышка вылилось лишь несколько жалких капель.
– Ладно. – Таш присела на ледяной стул. – Но я, в любом случае, купила уже начиненную замороженную жирную индюшку, и сейчас я ее благополучно приготовлю в микроволновой печи. – Она потянулась за сигаретами.
– Скажи мне, дорогая, – спросил Найл, отчаявшийся уже найти, чем запить таблетки, – а твоя супериндюшка, случайно, не саморазмораживающаяся?
– О, черт!
Таш с ужасом наблюдала, как Найл открыл морозильную камеру и извлек из нее несколько старых упаковок с пиццей, банку зеленого горошка, две пустые формы для льда, бутылку водки и индюшку, заледеневшую на века, как останки мамонта.
– Таш хорошо готовит? – спросил Паскаль, едва его взятый напрокат «мерседес» выехал на шоссе, вливаясь в поток машин, спешащих доставить пассажиров к месту празднования Рождества. Большой галльский нос Паскаля, казалось, уже вдыхал запах предстоящих восхитительных угощений.
– Думаю, да, дорогой, – рассеянно ответила его жена Александра, увлеченно сражаясь с непослушным скотчем, из-за которого ленты и открытки норовили приклеиться к ней самой, а не к коробкам с рождественскими подарками.
Заднее сиденье автомобиля делили: необыкновенно маленький, крайне непоседливый щенок, восьмилетняя дочь Полли, развитая не по годам, и очень старая и очень царственная бабушка. Полли была занята тем, что строила рожицы шокированным пассажирам соседних машин.
– Мама, скажи Полли, чтобы она вела себя прилично. – Александра пыталась отлепить скотч от коробки передач, в то время как Паскаль старался переключиться на другую скорость.
– Я не нахожу в ее поведении ничего предосудительного, дорогая, – возразила Этти Букингем, отворачиваясь и принимая непосредственное участие в забаве своей внучки. Изысканная шляпка сползала на ее царственный нос.
Тощий палевый щенок активно перемещался по всему сиденью и нещадно пачкал кашемировый свитер Паскаля, который Полли использовала как плед.
Мэтти Френч, пребывая в дурном расположении духа, менял колесо на своей «ауди», а его жена, стараясь не раздражать мужа, оперлась на багажник и притворялась, что изучает дорожную карту.
– Я думаю, мы где-то недалеко от Страуда, – с надеждой предположила она, в то время как мимо нее пролетел болт от колеса. – Или рядом с Бристолем. Сложно сказать, когда все вокруг белое.
– Черт те что! – прошипел Мэтти. Его пальцы посинели, пока он дергал упрямый рычаг. – Таш и Найл живут в Беркшире.
– О, мы его проезжали! – радостно сообщила Салли, сверившись с картой.
– Знаю, черт возьми, – процедил Мэтти.
Идиотская вышитая тюбетейка – подарок отца, который он чувствовал себя обязанным носить, – делала Мэтти похожим на социального работника, озабоченного поиском всеобщей гармонии.
– Папа сказал «черт»! – закричали два обрадованных малыша из кабины автомобиля.
– Целых два раза! – добавил старший, Том, который уже умел считать.
Третий ребенок Френчей, Линус, зашелся плачем, когда машина, дернувшись, подкинула его колыбельку. Самым заметным предметом в колыбельке был огромный чепчик, из которого личико малыша высовывалось, как из пасти крокодила.
Потеряв всякий интерес к карте, Салли в восторге оглядывала заиндевевшие живые изгороди, топорщившиеся, как панковский гребешок, обесцвеченный перекисью.
– Я мечтаю, – запела она, фальшивя, – о…
– О белом Рождестве! – завопила трехлетняя Тор. Она уже успела добавить это новое понятие к своему словарному запасу, состоящему из двенадцати, по большей части ругательных, выражений.
– Это не совсем так, – пробормотал Мэтти, отчаянный педант, готовый поучать всех даже во время ремонта машины. – Белым Рождество называется, когда все вокруг занесено снегом. А сейчас на улице мороз, который лишь создает видимость белого Рождества. Иллюзия пройдет, как только потеплеет.
– И если у погоды характер, как у вашего отца, – зевнула Салли, – это произойдет не раньше марта. Я думаю, Мэтти, мы должны купить домик в деревне. Здесь так красиво. – Закрыв глаза, она мечтательно стала водить пальцем по карте. – Мы просто обязаны купить старенький кирпичный домик где-нибудь, скажем, в Маккоумбе.
– Не убирай палец! – заорал Мэтти, и от колеса отлетел еще один болт.
– Что случилось? – Салли удивленно взглянула на него сквозь падающую на глаза косую челку. Она не понимала, почему муж так внезапно выдернул ее из приятных мечтаний. В первые годы их опьяняюще идеального брака Мэтти никогда так не поступал. Он сказал бы: «Домик, дикий сад, местный кабачок, старомодный сосед-полковник, деревенские сплетницы, самодельное варенье, небольшая спортплощадка, кофе по утрам – да это просто идиллия! Давай, Салли, осуществи эту мечту…»
Но сейчас карие глаза Мэтти были прищурены, а губы, обычно пухлые и нежные, вытянулись в тонкую линию, прямую, как знаменитые римские дороги.
– Этот тип, Бошомп, живет в Маккоумбе. – Мэтти опустил болт на заиндевелую траву. – Деревня Таш совсем рядом. Она называется Фосбурн и как-то там дальше. Поищи на карте.
Салли печально вздохнула.
– Вот Фосбурн-Холт, вот Фосбурн-Дин. – Ее палец поднялся, а затем переместился в угол карты. – А тут Фосбурн-Дьюкис.
