пробормотал миролюбиво:
— Я подумал, что ты ведь и с Берти тоже захочешь попрощаться.
— Почему это ты вдруг вздумала уходить, Роза? — вспылила Берти. Она пришла в халате и ночных тапочках, страшно рассерженная. — Ты могла бы хоть поблагодарить нас за все то, что мы для тебя сделали.
Мара хотела было возразить, но поняла вдруг, что Берти говорит ей это не со зла, — просто от обиды, а потому пролепетала:
— Вы были очень добры ко мне. Спасибо вам. Но ведь и я долго работала у вас только за еду.
— Если бы ты пришла ко мне и сказала, что уходишь, я бы отдала тебе все твое жалованье. Мы не платили тебе просто потому, что боялись, как бы ты не потратила деньги попусту.
Она протянула Маре несколько банкнот.
— Вот. Я вычла те деньги, которые ты уже прихватила по собственной инициативе, — сухо сказала Берти. — И еще минус еда, одежда и пять процентов за жилье. Я думаю, так будет честно.
Мара почувствовала себя ужасно виноватой. Это были ее деньги, каждый цент принадлежал ей по праву, но ей почему-то было безумно стыдно их брать. Она достала из кармана заветную деревянную коробочку и дрожащей рукой протянула Берти серебряную цепочку:
— Вот, возьмите. Вы можете носить это как браслет.
Берти и Горас обняли ее, расцеловали, но остаться завтракать Мара отказалась, сказав, что надеется успеть на машину с молоком до Атланты. Она пообещала, что будет осторожна, не станет зря тратить денег и не свяжется ни с какими бандитами.
Но когда Мара уже шла по дороге к шоссе, ее охватило чувство неловкости. Она должна была остаться у них, пока они не нашли ей замену…
Цепочки ей нисколько не было жаль — даже хорошо, что она с ней рассталась. Настала пора окончательно забыть о прошлом — о боли, обидах и унижении.
7
Мара приехала в Брадфорд-цирк солнечным мартовским утром. Чтобы сэкономить, она почти всю дорогу из Таллахасси проделала на попутных машинах. Мара чувствовала себя теперь безумно уставшей; ее платье стало мятым и грязным; она истратила уже добрую половину тех денег, что дала ей Берти. Но какое все это могло иметь значение в сравнении с той радостью, которая охватывала ее все сильнее и сильнее по мере того, как она приближалась к Брадфорд-цирку! И поэтому Мара улыбалась во весь рот и от души благодарила фермера и его жену, которые подвезли ее через весь Орландо прямо к Брадфорд-цирку на старом проржавевшем грузовике.
Они всю дорогу мучали ее бесконечными вопросами, и Мара вынуждена была даже сочинить на ходу историю своей жизни, объясняя, зачем ей, молоденькой девушке, добираться куда-то на попутной машине. В те времена подобный способ передвижения автостопом был, впрочем, довольно распространен на американских дорогах. Все чаще и чаще встречались на шоссе голосующие люди. И в числе их были не только ветераны, путешествовавшие по стране в поисках работы, но и женщины, и даже целые семьи.
— Так, значит, твоя мать умерла, и ты разыскиваешь отца? — спросил фермер.
— Да, сэр. Последнее, что я о нем слышала, так это то, что он работает в Брадфорд-цирке, — сказала Мара и гордо добавила: — Он у меня антрепренер, — это был типично цыганский прием: достаточно вставить в свой рассказ одну маленькую деталь — и он будет звучать вполне правдоподобно.
— Ну-ну. Надеюсь, ты найдешь его. Такой молоденькой девушке, как ты, не пристало жить одной.
«Интересно, что бы сказал этот дед, если бы узнал, что я цыганка? — подумала Мара. Она вспомнила те обидные слова, которые частенько говорили в адрес ее табора
— Ну, вот мы и приехали, — сказал фермер и затормозил.
Мара, поблагодарив, выскочила и огляделась вокруг. Жаркое солнце Флориды мгновенно накинулось на ее непокрытую макушку, но Мара была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Она принюхалась к доносившимся запахам: кисло-сладкому запаху загона для зверей, знакомому запаху конюшни, аромату опилок… И на мгновение показалось Маре, что ей вновь семь лет и она впервые в жизни попала в цирк — в волшебную сказку…
Стук молотков вернул ее к действительности. Несколько молодых мужчин в серой рабочей одежде чинили прохудившуюся крышу конюшни. Один из них заметил Мару, вытер пот со лба и окинул девушку оценивающим взглядом.
— Где мне найти человека по имени мистер Сэм? — громко спросила у него Мара.
Рабочий молча показал ей рукой на вывеску и принялся заколачивать следующий гвоздь. Разобрать то, что было написано на вывеске, Мара никак не могла, и она просто пошла вперед сквозь длинные ряды старых выцветших палаток. Вскоре она оказалась на площадке, где стояло множество странных машин — фургоны и автобусы с заколоченными окнами, а также какой-то древний автомобиль, появившийся на свет, наверное, еще задолго до рождения Мары. У маленькой палатки Мара заметила женщину, но та скрылась прежде, чем Мара успела задать ей какой-либо вопрос.
Затем Мара пошла дальше и увидела три фургона без колес, стоявшие на бетонных плитах и как бы образовывавшие три стороны площадки. Один был выкрашен в ярко-красный цвет, другой — в серебристо- серый, третий — в голубой.
Мара присела на свою холщовую сумку передохнуть, как вдруг увидела высокого темноволосого мужчину. На вид ему было лет за тридцать. Кожа у него была смуглая, а нос орлиный, с горбинкой. Мужчина окинул Мару любопытным взглядом, но прошел бы мимо, если бы она не заговорила с ним первая.
— Извините, пожалуйста… где я могу найти мистера Сэма? — спросила она.
Его угольно-черные глаза пристально посмотрели на нее, на ее измятое платье, грязные стоптанные башмаки, холщовую сумку, и хотя его взгляд был довольно равнодушным, Мара уже начала жалеть, что заговорила с ним.
— А что тебе нужно от мистера Сэма? — спросил он.
— Работу.
— Какую именно?
Мара замялась. Ее так и подмывало спросить: а ты-то сам кто такой?
— Какая есть, — пробормотала она.
— У тебя есть какие-нибудь специальные навыки?
— Навыки?
— Ну, в смысле, что ты умеешь делать? — спросил он. — Ты же знаешь, наверное, что мы сейчас устраиваем представления для воскресной школы?
Мара хотела было спросить, что такое воскресная школа, но решила, что не стоит.
— Я умею танцевать, — ответила она.
— Ну что ж, в таком случае мистер Сэм, наверное, согласится с тобой поговорить. Он как раз набирает сейчас танцовщиц вращать бедрами в кордебалете. Ты, наверное, проходила мимо голубого фургона? Видела, что написано на вывеске?
— Я не читаю вывесок.
Мужчина усмехнулся.
— Идем, я провожу тебя, — сказал он.
— Спасибо. А то я спросила там у одного человека, где найти мистера Сэма, но он ничего не ответил.
— В цирке не любят чужих. Как давно ты дрыгаешь ногами?
— Дрыгаю ногами?
— Ну, в смысле, танцуешь?
