по дороге. Она успела лишь оглянуться и в последний раз окинуть взглядом бродячий цирк. Мисс Таня стояла у дверей своего фургона и смотрела ей вслед. Мара не видела, какое у нее выражение лица, но была почему-то уверена, что толстая циркачка жалеет ее.
Порка, которую задала ей мать, была самой жестокой в жизни Мары. И все равно она нисколько не жалела о том, что сбежала. Пройдет время и заживут раны — зато она видела сказочное представление и будет вспоминать об этом всю жизнь. С тех пор Мара часто грезила о том, что она снова в цирке и вновь видит женщину, парящую в воздухе. Зрители в восторге, они с замиранием сердца следят за ней и взрываются громом аплодисментов, когда она заканчивает выступление. Женщина кланяется, и Мара замечает, что у нее вовсе не светлые волосы, а рыжие, потому что эта женщина и есть сама Мара.
И с этой мечтой Мара легко переносила все горести и невзгоды, которыми была полна ее цыганская жизнь.
2
В тот день Маре исполнилось пятнадцать лет. Она лежала на раскладушке в темном душном старом автобусе, в котором жила после смерти матери с двоюродной бабкой Софией, и размышляла о своей печальной жизни.
Автобус марки «форд», ныне изрядно проржавевший, принадлежал некогда школьному округу в Аллентауне в Пенсильвании. Он возил детей в школу и забирал обратно домой еще до Великой Войны. На нем и по сей день виднелась надпись «Allentown School District», но разобрать ее можно было лишь с трудом — так облупились написанные голубой краской буквы. Впрочем, никто из семьи Калдареша читать не умел.
В задней части автобуса хранились съестные припасы табора — мешки с мукой и сахаром — и канистры с бензином. Остальная часть служила жилищем Маре и Софии. Сиденья были давным-давно выломаны, и теперь здесь стояли две покрытые холстом раскладушки, колченогий стол, два дубовых стула и дубовый же сундук с одеждой и алюминиевой посудой. Все окна были плотно заколочены, чтобы обитатели автобуса могли спрятаться от постороннего глаза, но из-за этого свежий воздух в автобус почти совсем не проникал, и духота стояла жуткая.
Впрочем, на улице было немногим лучше. Ведь всем известно, какая жарища бывает в самый разгар лета в городе Цинциннати, что в штате Огайо.
Воздух в автобусе был спертым: вонь исходила от давно не мытых женских тел, смешиваясь с запахом чадящего керосина от проржавевшего фонаря — единственного источника света, когда захлопывалась наружная дверь. Раскладушка, на которой лежали грязная подушка и потертое одеяло, служила Маре убежищем от всех невзгод. Над нею на двух гвоздях, вколоченных в стену, висела почти вся одежда девушки. Остальные ее вещи лежали в маленьком моряцком сундучке, унаследованном от матери, умершей три года назад от воспаления легких.
Самым большим сокровищем Мары была деревянная коробочка с гадальными картами. Будь Перса жива, она никогда бы не подарила их дочери, но смерть сделала это за нее.
Мара хранила свое сокровище под подушкой — не только потому, что это был талисман против заговоров и злых духов, но еще и из-за суеверного страха, что кто-нибудь чужой возьмет их в руки. Мара с детства знала, что если взять гадальные карты «нечистыми» руками, пропадут все их волшебные свойства.
Мара давно уже привыкла к душному тяжелому воздуху, который не выветривался из автобуса даже после тщательной уборки. Она не обращала на него внимания и теперь, когда лежала, погруженная в свои мысли, на раскладушке и мечтала. Это была та самая счастливая мечта, которая сопровождала ее с семилетнего возраста и которая вплоть до сегодняшнего дня казалась ей далекой, но все же осуществимой.
Сегодня же ей исполнилось пятнадцать — она перестала быть ребенком, — и она осознала всю нелепость своих былых надежд. Ей не меньше, чем прежде, хотелось стать цирковой артисткой, но с возрастом пришло понимание того, насколько это нереально. Уповать можно только на чудо. И все-таки как было бы здорово очутиться в один прекрасный день под холщовой крышей бродячего цирка и выступать под громкие аплодисменты восхищенных зрителей! Мара стала бы тогда богатой-пребогатой, и никто не посмел бы ею командовать.
Как смеялись над ней ее двоюродные братья и сестры, когда она попросила рябого Марко научить ее акробатическим трюкам! Но она продолжала упорно выполнять упражнения, которые показал ей Марко. Они издевались над девочкой и за то, что Мара прилагала все усилия, чтобы овладеть языком
И в этом деле она довольно здорово поднаторела. Ее способности очень скоро оценил дедушка: в таборе, сказал он, нужны люди, говорящие на языке
Вспомнив о Ласло, Мара скорчила мину. Влипла же она в историю с этой помолвкой! Понятно, что Ласло — как бы сильно она ему ни нравилась — никогда бы на ней не женился, если бы не ее талант добывать деньги. Главная ее ошибка состояла в том, что она не скрывала, как здорово умеет гадать. Все знали, сколько она зарабатывает, — Маре очень редко удавалось припрятать денежки. Разве что одну-две монетки.
Многое изменилось за эти восемь лет, но главное — она стала взрослой. Ей исполнилось пятнадцать, и она считается теперь женщиной. Нельзя сказать, чтобы ее положение в семье заметно улучшилось, но бить ее перестали и оскорбляли уже не так часто, как раньше. Ее вспыльчивый характер внушал уважение двоюродным братьям и сестрам: не каждый решался теперь смеяться над ней, ведь он рисковал попасть ей на язычок или иметь дело с ее острыми коготками.
Но и жесткий характер не уберег ее от признаний Ласло. Он впервые увидел Мару в прошлом году в Цинциннати на поминках у дальних родственников. Ласло был главой семьи Разамона, с которой Калдарешей связывали исключительно брачные узы. Мару сразу же неприятно поразил исходивший от него гадкий запах табака. Но это было не самое страшное — в конце концов, его можно было бы заставить помыться. Весь ужас заключался в том, что он был старше Мары более чем вчетверо. Дедушку же Мары последнее обстоятельство нисколько не заботило. Главное, Яддо почувствовал: здесь попахивает неплохим выкупом — и был совсем не прочь избавиться таким образом от строптивой внучки.
Мара перевернулась на спину и уставилась в протекавший потолок автобуса, вспоминая, как орал дед, когда она заявила, что сделает, если ее заставят лечь в кровать с этой вонючей жабой. Среди ее угроз фигурировали острый нож и та часть тела, которой, как говорили, Ласло особенно гордился.
— Он жирный и отвратительный, и от него пахнет козлом! — твердила она. — Но, если честно, я бы скорее с козлом легла в кровать, чем с ним.
Дед обрушил на внучку весь гнев, на который он только был способен. Он называл ее самыми разными отвратительными словами, кричал, а потом запер в автобусе.
— Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока не придет твоя бабка и принесет тебе одежду, чтобы ты могла принарядиться для встречи с Разамонами. И если наша сделка будет удачной, ты выйдешь замуж за Ласло уже завтра днем — мне плевать, что ты там думаешь… — Мара попыталась было возражать, но он показал ей кулак: — Молчать, я сказал! Или ты хочешь своим непослушанием опозорить всю нашу семью?
Из-за массивной фигуры деда выглядывало довольное лицо ее двоюродной сестры, и Мара чувствовала, что Анна ждет не дождется, когда Яддо потеряет терпение и поколотит Мару. Анна всегда была главным врагом девочки — она вечно подбивала остальных поиздеваться над Марой. «Может быть, все из-за того, — с презрением думала Мара, — что сама Анна кривоногая и уродливая, и ни один мужчина до сих пор не положил на нее глаз — хотя ей уже девятнадцать». А тетя Мары — мать Анны — даже и не
