беспощадно требовать совершенства от других? Но тогда бы она перестала быть Викки, той самой Викки, которую он любил до самозабвения…
— Вот так сюрприз! — сказал он, стараясь не выдать своего волнения.
— Еще бы, — ответила она и улыбнулась.
Майкл подошел ближе, чтобы приветствовать Викки символическим супружеским поцелуем. Будь его воля, он зацеловал бы ее до смерти, но это наверняка ей не понравится.
— Мне тебя не хватало, — проговорила Викки. — Целых шесть недель.
— И два дня и… э-э… три часа, — отозвался Майкл, и в голосе его предательски прорезалась хриплая нотка.
— Как насчет того, чтобы остаток гастролей провести в моем обществе? — спросила она.
— Ты… У тебя все в порядке, Викки?
Викки чуть отступила.
— Разумеется, все в порядке. А что, обязательно должно случиться что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы мне захотелось побыть с тобой? Если ты хочешь, чтобы я уехала…
— О нет, я хочу, чтобы ты осталась! Каждый год я уговариваю тебя отправиться со мной на все лето.
— Этой весной ты об этом не попросил, — сказала она чуть слышно. — Разве мы о чем-то подобном говорили?
Майкл пристально посмотрел на жену, пытаясь понять, что кроется за ее словами. Что это, обвинение в равнодушии? В том, что он ею пренебрегает? По правде сказать, он просто устал всякий раз умолять ее и получать неизменный отказ. Ну, и обида давала о себе знать. Как ни крути, это ненормально, когда на протяжении восьми месяцев муж живет отдельно от своей жены.
— Полагаю, это и есть ответ на вопрос? — заговорила Викки, и Майкл понял, что пауза слишком затянулась. — Надо думать, у тебя появились какие-то иные интересы и я уже ничего для тебя не значу?
Майкл нахмурился. Как это, черт побери, понимать? Она что, ревнует? Уж ей-то следовало бы знать, что он не какой-нибудь ловелас. Да, был однажды коротенький эпизод — с журналисткой, которая брала у него интервью. Вначале это волновало и возбуждало, пока как-то утром, проснувшись, он не понял, что весь азарт — в преследовании добычи, а не в обладании ею, и единственная женщина, которую он по- настоящему желает, — это Викки.
Может быть, Викки узнала про эту историю и потому приехала?
— Почему бы тебе сразу не сказать, что у тебя на уме? — спросил он негромко.
— Мне стало очень одиноко, — откликнулась Викки, и на глазах ее неожиданно показались слезы. — Я подумала… в общем, Мишель вот-вот, сразу после выпуска, будет работать в цирке, Дэнни уже здесь, а мы, что ни говори, должны оставаться одной семьей. А кроме того, я устала быть соломенной вдовой.
Чутье подсказало Майклу, что дело не только в этом. Было еще что-то, в чем она не собиралась ему исповедоваться. Но что бы это ни было, значение имело лишь то, что она здесь и что время вынужденного летнего одиночества подошло к концу. Кто знает, не удастся ли им переставить стрелки часов назад и начать жизнь заново — сделать ее такой, какой ей следовало быть? И дело не только в интимных отношениях — с этим у них все обстояло как нельзя лучше. Скорее, нужно было говорить об интимности духовной — той, которая объединяла их в первые годы совместной жизни.
Нельзя сказать, чтобы он обвинял Викки в том, что их брак застопорился на полдороге… Господь свидетель, не она одна была виновата в этом. Он вполне мог бы заняться другим бизнесом и дать ей ту стабильность, о которой она мечтала. Но Майкл всегда стоял на своем, а потому не уступил ни на йоту.
И вот он наконец-то, кажется, одержал победу…
Улыбаясь и глядя ей в глаза, Майкл поймал руку Викки. Он весь дрожал от возбуждения, но, зная жену, не спешил. Он просто поцеловал ее в щеку, затем в переносицу. Потом в губы.
— Мне не хватало тебя, Викки, — прошептал он. — Я рад, что ты здесь. Надеюсь, ты больше никогда от меня не уедешь?
Викки прильнула к нему — сердце у нее застучало, дыхание участилось. «Удивительное все-таки сочетание: такая страстная натура и такая холодность в общении», — подумал вдруг Майкл. «Снежная королева» — так назвал ее один из техников, не подозревавший, что Майкл стоит рядом. Лед и пламень, слитые воедино, — не в этом ли заключается секрет его непроходящей любви и потребности в ее присутствии, ее близости?
Прижав ее крепче, Майкл зарылся лицом в каштановые волосы. От них веяло гвоздикой — любимым ароматом его жены. Совершенно очевидно, что она хотела, чтобы он занялся с ней любовью, и, чего греха таить, он был более чем готов к этому. После полутора месяцев воздержания он был на взводе, совсем как какой-нибудь мальчишка.
— Через месяц наша дочь заканчивает колледж, — сказал он, стараясь задобрить Викки. — Как насчет того, чтобы съездить на церемонию вручения дипломов?
Викки отстранилась и заглянула ему в глаза.
— А ты сможешь? Если не ошибаюсь, по плану у вас гастроли в Кливленде?
— Старик на пару дней возьмет управление на себя. Ему полезно немного покомандовать!
— А в случае чего, — Викки улыбнулась, — Дэнни всегда на подхвате.
— Вот именно… — не очень уверенно ответил Майкл. — Снимемся заранее, дня за два, задержимся немного в каком-нибудь мотеле — как тогда, помнишь? — а затем заявимся к Мишель — вот уж будет радости! Ну, что скажешь?
— Звучит заманчиво, — сказала Виккк и поцеловала его. — Но давай о деталях поговорим попозже.
— О, ты припасла более интересный предмет для разговора?
— Никаких разговоров! Все разговоры потом. Мы не виделись целых полтора месяца… или ты забыл?
Мишель стояла на зеленой лужайке перед школьной часовней, и ей казалось, что она смотрит на все происходяшее вокруг сквозь перевернутый бинокль. Выпускницы, окруженные родителями и друзьями, все в светлых платьях пастельных тонов, делавших их похожими на цветы, преподавательницы в темных, мрачных нарядах, напоминавших форму, хотя это были дорогие платья, — все это выглядело нереальным.
За последний год ее часто посещало чувство отрешенности: казалось, будто она живет в другом измерении. В известном смысле эта отрешенность приносила облегчение, отделяя ее от не стихающей ни на минуту боли. Вот и сейчас она двигалась через суету, болтовню, смех, держала осанку, раскланивалась, улыбалась, произносила нужные слова — на деле же была отгорожена от всего стеной, через которую с трудом могла пробиться боль от еще не зажившей раны.
«Интересно, приедут ли родители?» — подумала она. Для отца оставить цирк во время гастролей в Кливленде — дело очень сложное. А вот мама должна приехать на столь торжественное событие. Стоя среди выпускниц, Мишель пыталась разглядеть знакомые лица в толпе собравшихся на церемонию родственников.
За последнее время боль стала тише, лишь какое-то ноющее чувство пустоты сохранилось в душе. Да, конечно, Мишель теперь была совсем другая — более мудрая, не такая доверчивая. Она больше не будет глупой и наивной девчонкой… Забавно, но одноклассницы — как одна! — твердили о том, что она наконец- то выползла из своей раковины, хотя, по сути, она спряталась в другой скорлупе — еще более толстой, хотя, может быть, более красивой и сложной. Для нее больше не имело значения, что о ней думают окружающие — и не в этом ли был секрет ее резко взлетевшей популярности, на которую ей, в общем-то, было глубоко наплевать?
Классная наставница суть происшедших перемен определила лаконично: «Вы стали зрелой личностью, Мишель», — после чего ее избрали президентом выпускного класса. До чего же это было странно — получать комплименты за то, что ты стала циничной, равнодушной к проблемам других людей и научилась за внешней общительностью скрывать глубочайшее внутреннее опустошение!
— Мишель, это розовое платье фантастически идет тебе! Кто говорил, что темно-рыжим не идет
