Чуть за полночь Сибил разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. Она спрятала голову под подушку, стараясь не обращать внимания на стук, но поняла, что это невозможно. Наконец она крикнула:
– Дорогой, я сплю. Будь паинькой.
Стук продолжался, словно ее не слышали. Сибил с большой неохотой скинула ночную сорочку, немного подумав, набросила легкий халат и пошла к двери. В ожидании неприятной встречи она зевнула.
Перед ней стояла Клоувер Прайс. Объясняя причину своего появления, она просто сказала:
– Баббер уехал на всенощную, – и, прежде чем Сибил смогла помешать ей, шагнула в комнату.
– Я действительно спала, – сказала Сибил с нескрываемым раздражением.
Клоувер в своих двуцветных очках и в жестком, как броня, платье из тафты, вдруг произнесла, как бы извиняясь:
– Мне было одиноко. Я немного побуду у тебя. И еще, – добавила она, – я думаю, у меня расстройство желудка. Нет ли у тебя бисодола?
Почему-то это вызвало у Сибил несвойственное ей чувство заботливости. За прошедшие после замужества несколько месяцев Клоувер стала такой значительной и приобрела такой тщательно отработанный безликий вид жены бизнесмена, что сейчас она казалась невыносимо печальной. По пути в ванную Сибил подхватила большой флакон с микстурой (за счет отеля), стакан воды и столовую ложку. Она подумала, что ей следует напоить лекарством Клоувер, но та сама взяла ложку, поднесла ее к страдальчески сложенным губам, поежилась и проглотила горькое снадобье.
– Спасибо. Сейчас в разгаре второе шоу Деймона Роума, и все там. Баббер сказал, что он уже видел его, а я устала от игральных автоматов. Они не так плохи, но думаю, что настоящие азартные игры – это самоистязание. Баббер позвонил и узнал, что им выделили храм, или у них религиозная сходка, или что-то там еще. Он говорит, что лучше немного помолиться сейчас, чем потом его останки выбросят на помойку и никто не вспомнит о нем.
Сибил рассмеялась.
– Я думала, что это пришел Ходдинг. Расскажи мне побольше о Баббере. Он часто ходит в церковь?
Клоувер утвердительно кивнула.
– Может быть, я не должна этого говорить, – она поколебалась. – Ты знаешь, что Баббер преподает в воскресной школе в Мидландсе?
– Нет.
– Да, именно так. Каждый раз, когда выдается возможность, мы летим в воскресенье в Мидландс, чтобы успеть к началу его утренних занятий. Я тогда думала, что он ужасный лицемер. А сейчас, – она пожала плечами, – я только думаю, что если он хочет, то какая разница? Полагаю, что я потеряла свое кредо.
Сначала Сибил решила, что она говорит о колье.
– Что ты потеряла?
Клоувер махнула рукой, как если бы это было слишком трудно объяснить. Вместо этого она произнесла:
– Как ты думаешь, мы могли бы подружиться?
– Да, – убежденно сказала Сибил, – уверена в этом.
– Тебе секс доставляет удовольствие? Я хочу сказать, соответствует ли это твоим ожиданиям?
– М-мм, – задумалась Сибил. – Не всегда. Все зависит от того, с кем. Но с подходящим партнером – безумно. А тебе?
– Не думаю, что мне хочется говорить об этом сейчас, – ушла от ответа Клоувер и торопливо добавила. – Потом, когда мы узнаем друг друга получше. Я… я однажды занималась этим с Фредди Даймондом. Ты его знаешь?
– Не в этом смысле.
– Баббер заставил меня рассказать ему все. Он сказал, что я должна забыть все это, всю эту грязь и противоестественность, чтобы не сойти с ума. – Она помолчала. – В некотором отношении он прав, я слишком много и часто об этом думаю.
– О чем ты еще думаешь? – спросила Сибил, желая избежать вопросов Клоувер о своих связях. Сибил, в отличие от большинства женщин, не любила говорить о своих увлечениях. Женщины обычно ожидали, что она примется ругать или зло вышучивать мужчин, но их надежды никогда не оправдывались.
– Я скажу тебе, о чем я действительно думаю и что беспокоит меня. Ужасно беспокоит.
– Что же?
Клоувер поколебалась.
– Теперь ты мне действительно нравишься. И я не хочу тебе надоедать. Я скажу тебе, если пообещаешь мне, точно пообещаешь, сказать, когда тебе это наскучит. Только скажи, и мы поговорим о чем-нибудь еще. Хорошо?
– Что же, бога ради.
Тихим голосом Клоувер произнесла:
– Бомба.
– Что?
– Бомба. Водородная бомба.
– Боже мой. Правда?
Клоувер кивнула.
– Ты не хочешь говорить об этом?
– Пожалуй, нет, – сказала Сибил. – Я действительно не хочу, хотя, подожди секундочку. Это не означает, что я не хочу, чтобы мы говорили на эту тему. Я имею ввиду, что я не хочу сказать, что это мне неинтересно. Я только… я не знаю. Никто не говорит об этом.
– Но она существует, – раздраженно сказала Клоувер. – Никто действительно не говорит об этом.
У Сибил опять возникло чувство заботливости.
– Ну, что ты, милая. Я не затыкаю тебе рот. Просто не знаю, что сказать. – Она помедлила. – Ты права, давай подумаем об этом. Я хочу сказать, что иногда, когда услышишь о взрыве, найдется кто-нибудь, кто заставит тебя замолчать. Помимо этого…
Клоувер распростерла руки, как бы желая обнять всю комнату, отель и всех людей в нем, кого они знали.
– Это так, как если бы это не может произойти с нами. Как если бы могли взять самолет и улететь от этого. У Баббера в Вайоминге есть ранчо с убежищем. До того, как я… как я узнала Баббера, я говорила об этом все время. Тогда я училась в школе.
– Я… – попробовала начать Сибил, затем беспомощно умолкла. – О чем говорить? Я полагаю, ты и сама знаешь, что рано или поздно это случится. И, между тем, что, черт возьми, ты можешь сделать?
Клоувер посмотрела на свои украшенные бриллиантами часы.
– Уже час. Один из летчиков Баббера, точнее второй пилот, должен забрать меня примерно через полчаса. Мы полетим на испытательный полигон посмотреть на воронку от бомбы. Баббер сказал, что я могу поехать.
– Ну, малышка, мне в самом деле следовало бы поспать.
– Он арендует небольшую «Сессну» с кабиной на пять человек. Ты могла бы поспать в самолете.
Сибил рассмеялась.
– Хорошо. Почему бы и нет?
Она направилась к шкафу и, остановившись, спросила:
– Что надевают на выход, чтобы посмотреть на воронку от бомбы?
Летти Карнавон полулежала в ванне Деймона Роума – вместе с ним самим. Фактически, ванна была частью его гримерной, рассчитанной на шесть человек и оборудованной в отеле в соответствии с его требованиями, и в нее никого другого не пускали. Роум, который почти весь выложился во втором шоу, дремал перед третьим, ночным. Его голова покоилась на прелестной английской груди Летти, пока та лениво выжимала теплую воду из огромной губки, которую недавно привезла ему в подарок с Эгейского моря.
Вода текла бледными тоненькими ручейками, совершенно непохожая на воду Эгейского моря, подумала Летти, по его изящной руке, на его худую бочкообразную грудь. Как Летти и предполагала, он проснулся, но, опять же, как она предполагала, он из сна перешел в дремоту, так спокойно, что его маленькое костлявое тело даже не поднялось из воды. Говорили, что телосложением он похож на красного муравья, но у Летти
