Я пересказала все Питеру и спросила, что делать дальше.
— Ну, если бы я писал сценарий для экранизации этой истории… — задумчиво произнес он, — для начала я бы разобрался, что конкретно ты хочешь узнать. Какой информации тебе не хватает?
Я задумалась.
— Наверное, я хочу выяснить, что Фрэйдл знала об Ари. И если она что-то знала, то какое решение приняла. Хотела ли она все равно выйти за него замуж? Что знали ее родители? Собирались ли они заключать брак?
— Так. Ты не можешь спросить об этом у девушки, потому что ее не нашли. Ведь она пока не вернулась, да?
— Думаю, нет. У Нетти есть мой здешний телефон. Она обещала позвонить, если Фрэйдл вернется или еще что-то произойдет.
Я не стала уточнять, что именно. Мы оба понимали, о чем речь — если ее найдут мертвой.
— Ладно. Значит, ты уверена, что ее пока не нашли. Так. С ней тебе не поговорить. Ее отец тебе вряд ли что-то скажет.
— Если бы Нетти что-то знала, она бы мне сообщила. По крайней мере, я так думаю.
— И кто остается? Ее мать?
— Она не станет со мной разговаривать.
— Тогда кто?
— Ари Хирш.
— Тогда звони Ари Хиршу.
— Господи! Ты прямо как моя мать. Она предложила то же самое. Так что и тебе я отвечу то же: я попросила Джоша позвонить ему от моего имени.
— Не жди. Позвони сама.
Так я и сделала.
Телефон родителей Ари я нашла, применив свои дедуктивные способности и позвонив в справочную. Затем я связалась с Эсфирью и, представившись менеджером по продажам, сказала ей, будто Ари сделал у нас заказ, и нужно с ним срочно связаться.
— Какой еще заказ? — удивилась она.
— Это подарок, миссис Хирш, — нашлась я, — и мистер Хирш просил нас никому не говорить, какой именно. Вы его жена?
— Нет, я его мать.
— Тогда я точно не могу разглашать вам эту информацию, понимаете?
Как только слова слетели с моего языка, я почувствовала себя виноватой. Эсфирь будет день за днем ждать от сына подарка, но его так и не привезут.
— Сегодня он целый день в иешиве.
В иешиве мне ответил мальчик с высоким пронзительным голосом.
— Не могла бы я поговорить с Ари Хиршем?
— Сейчас я переключу вас на кабинет ребе. Он там, занимается.
Через минуту в трубке раздался мягкий приятный голос.
Я нервно сглотнула. Мне приходилось общаться с грабителями банков, торговцами наркотиками и даже более мерзкими подонками — тайными осведомителями. Но почему-то именно этот разговор с худым прыщавым молодым человеком, корпящим над своими священными текстами и сомневающимся в своей ориентации, заставил меня нервничать.
— Ари Хирш?
— Да, кто это?
— Мистер Хирш, Ари, меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Фрэйдл Финкельштейн.
— Да, я о вас слышал. Сегодня утром в
Значит, Джош это сделал.
— Ари, мы не могли бы с вами встретиться? Мне нужно задать вам несколько вопросов, и лучше лично.
— Встретиться?
— Это очень срочно. Прошу вас, поверьте мне. Речь пойдет о Фрэйдл. Это важно.
Он не отвечал.
— Я сегодня веду детей в Музей естественной истории. Может быть, встретимся там? — предложила я. — Мне хватит нескольких минут.
То, что со мной будут дети, кажется, его немного успокоило.
— Это срочно, да? — нерешительно переспросил он.
— Очень.
— Только с утра я учусь. Мы можем встретиться сегодня в три.
— Прекрасно, — обрадовалась я. — В зале со слонами. Прямо под бивнями слона-вожака. Я буду с двумя детьми: грудным мальчиком и маленькой девочкой.
— Под слоном, — повторил он и повесил трубку.
Я подняла глаза. Надо мной стояла мать и довольно улыбалась.
— Что тебе? — не выдержала я.
— Значит, бредовая мысль? — усмехнулась она.
— Какая бредовая мысль?
— Позвонить ему. Ты сказала, что это бредовая мысль.
— Ладно, не бредовая. Хорошая мысль. Очень хорошая. Не хочешь поехать со мной в город?
— Нет. Сегодня мне нужно заглянуть в офис. Днем Майрон рассматривает ходатайство об истребовании дела из нижестоящего суда, а временной секретарше я не доверяю. Шанс всего один, и его нельзя упустить. Если опоздал — значит, все. Верховный Суд извинений не принимает.
— Знаю. Я сама подавала такие ходатайства, когда работала федеральным защитником.
— Не сомневаюсь, — сказала мать, явно сожалея о тех временах, когда я была юристом.
— Может, хотя бы папа пойдет со мной?
— Конечно, пойдет. Он любит музеи.
Доехав до Верхнего Вест-Сайда, мы припарковали машину и выгрузили детей. Отец заявил, что сам понесет Исаака в рюкзаке-переноске. Я пожалела, что не захватила видеокамеру, чтобы снять это зрелище: отец с Исааком вразвалку шагает по улице, а рядом с ними вприпрыжку бежит Руби, держась маленькой ручонкой за мохнатую лапу дедушки.
В Нью-Йорке стоял один из редких погожих осенних дней. Воздух был холодным и прозрачным. Ярко светило солнце. Город сиял свежестью и пах яблоками, а улицы были такими чистыми, что даже асфальт, казалось, искрился и блестел. Даже бездомные выглядели счастливее, чем обычно. Я сунула Руби мелочь, раздать им по дороге. У меня есть правило — подавать милостыню только трезвым на вид женщинам, но сегодня я позволила Руби вручить деньги тем, кому она захочет. Не знаю, стоило ли разрешать Руби играть роль Леди Сама Щедрость, но она должна уяснить, что если у нее много денег, то она должна делиться с теми, кому повезло меньше.
Мы вошли в красивое старое здание Музея естественной истории и направились в огромный зал, в самом центре которого застыло стадо огромных и величественных слонов. Я присела на скамейку под тускло сверкающими бивнями слона-вожака. Прибежала Руби, привалилась ко мне и стала разглядывать морду гиганта.
— Эти слоны мертвые? — спросила она.
— Угу, — кивнула я.
— Кто-то их убил, — сделала вывод Руби.
— Верно.
— Даже слоненка?
— Даже слоненка.
— За что?
— Ну, Руби, когда-то люди не знали, что убивать животных нехорошо. Когда люди стреляли в этих
