Я вошла в дом и, не услышав голоса Руби, заглянула в кабинет Питера. Мой муж лежал на животе на полу, окруженный фигурками из «Звездных войн», и аккуратно надевал маску на Дарта Вейдера.
— Люк, это твоя судьба, — сказала я.
— Привет, — Питер даже не обернулся.
— Где Руби? — спросила я.
— Спит.
— Что делаешь?
— Играю.
— Хммм…
Кабинет Питера выглядел, как комната восьмилетнего мальчика. Книжные полки забиты игрушками. Каждого героя комиксов он аккуратно поставил рядом с подходящими злодеями. Я убеждена, что Питер собирает все эти игрушки не потому, что они имеют ценность, как он утверждает (хотя его коллекцию супергероев семидесятых годов оценили в четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов), и даже не потому, что они его вдохновляют, а потому, что в детстве у него их не было. Его мать старалась, как могла, но после того, как муж бросил ее с тремя детьми, она еле справлялась. Все деньги, которые у нее появлялись, уходили на насущные нужды — еду, крышу над головой и, конечно, телевизор.
Все детство Питер страстно желал получить игрушки, которые видел по телевизору. У него есть любимая история, от которой мне всегда хочется плакать, хотя он считает ее забавной. Как-то на Рождество он очень хотел получить фигурку аквалангиста. У его мамы не было денег на игрушку, и она купила не аквалангиста, а только его гидрокостюм. Питер сделал из маленькой пластиковой вешалки от комбинезона голову и плечи и наполнил пустой гидрокостюмчик водой. Я любила дразнить его, что следующим проектом станет прославление суперзлодея Повешенного. Каждый раз, когда Питер появлялся с очередной двухсотдолларовой фигуркой майора Мэтта Мэйсона в подлинной упаковке 1969 года, и мне хотелось свернуть ему шею, я вспоминала мальчика, у которого не было игрушек. Я вошла в комнату, перешагнула через распростертое тело Питера и опустилась прямо на его зад.
— Ох, — проворчал он. — Детка, ты весишь целую тонну. Как будто на моей заднице оказался Джаггернаут.[16]
— Спасибо большое. Если подумать, я действительно чувствую себя, как толстый мутант.
— Ты не толстая, ты беременная.
— Это становится твоей мантрой.
— Да? Ладно, я перестану это говорить, как только ты избавишься от маниакальной одержимости своим весом.
— Во-первых, я никогда не избавлюсь от конкретно этой маниакальной одержимости, а во-вторых, ты и сам не худенький.
— Да что ты, — сказал он, перевернулся подо мной так что я оказалась на его животе, и начал меня щекотать.
— Хватит! Пожалуйста, не надо. Хватит, хватит!
Я уже плакала от смеха. Я скатилась с него на пол и, как смогла, свернулась в маленький комочек. Надо сказать, не такой уж и маленький. Он продолжал меня щекотать.
— Питер! Прекрати сейчас же, или я описаюсь. Я не шучу!
Это его убедило. Он наклонился ко мне и поцеловал в губы. Не буду говорить, что случилось потом. Достаточно сказать, что мы занимались тем, чем занимается большинство пар, когда оказывается дома вечером, а ребенок сладко спит, и не надо заниматься стиркой.
Позже, когда мы лежали на полу кабинета, сплетенные, как две ложки — ну, как ложка и ковшик, — я вытащила из-под себя маленькую фигурку.
— Боба Фетт[17] дырявит мне спину, — сказала я, передавая игрушку Питеру.
Питер взял игрушку и сказал басом:
— Да пребудет с тобой Сила!
— Уже была, милый, — сказала я. — Да, угадай, куда я ходила сегодня днем?
— На йогу?
— Нет. На панихиду по Абигайль Хетэвей.
Я поежилась, ожидая скандала, но, к моему удивлению, его не последовало.
— Хммм… — протянул Питер.
— Хммм — и все? Ты не злишься? Не собираешься сказать мне, чтобы я не лезла не в свое дело?
— Нет.
— А почему?
— Понимаешь, Джулиет, я много думал об этом. Последний год ты все время была какая-то неприкаянная, как будто понимала, что должна сидеть дома с Руби, но что-то в тебе не хотело этого по- настоящему. Ты привыкла быть полезной, помогать людям. И почему-то тебя не устраивает быть полезной нам и помогать своей семье. А с тех пор, как ты начала заниматься этой Хетэвей, ты изменилась, как будто к тебе вернулось ощущение значимости.
— Знаешь, Дороти тоже это заметила, — сказала я. — Я правда чувствую, что смогу тут что-то сделать. Но странно, что ты не беспокоишься за меня.
— Ну да, — ответил он. — Я не беспокоюсь, потому что знаю — ты понимаешь, что делаешь. Я не беспокоился, когда ты ходила опрашивать свидетелей на территории банды «Увечье или кровь», чего теперь-то волноваться? Думаю, ты не собираешься делать того, что может тебе как-то повредить. Полагаю, ты повынюхиваешь немного и передашь все добытые сведения детективу, с которым разговаривала. Полагаю, ты будешь благоразумна.
— Я буду благоразумна. Я уже благоразумна, правда.
— Отлично.
— Хочешь узнать, что я обнаружила на службе?
— Конечно.
— Во-первых, я видела ее мужа. Он полный придурок. Выглядит как типы вроде «хочу-быть-как- Янни».[18]
— Правда? Не похоже на человека, с которым она могла быть вместе.
— Я то же самое подумала. Видел бы ты этого идиота. Там сидела его падчерица, она плакала, а он ее даже не замечал. Ужасно. Мне хотелось схватить бедняжку в охапку и утащить домой.
— Хорошо, что ты этого не сделала. Вряд ли я понял бы похищение ребенка.
— На самом деле подростка. На вид ей около пятнадцати. А еще оказалось, что Абигайль ходила к психологу. Не поверишь к кому!
— И к кому же?
— К Герме Ванг!
— К Герме Ванг? Которая лечит от звездной болезни?
— В смысле, которая лечит звезд?
— Звездная болезнь лучше.
— Все равно. Да, к ней. Я думаю позвонить Лили и узнать, ходит ли она еще к Ванг? Если да, может, она узнает для меня, ходила ли туда Абигайль и, если ходила, то не на семейную ли консультацию.
— Лили сейчас в городе, — сказал Питер. — Сегодня утром она оставила сообщение на автоответчике. Кстати, мы в этом году поедем с ней и ее близнецами на кинофестиваль в Теллурайде?
— Питер, не знаю, заметил ли ты, но я уже почти родила. Не думаю, что мы в этом году попадем в Теллурайд.
— Да, точно, — засмеялся Питер. — Все время забываю.
— Пожалуй, я позвоню ей и спрошу про Ванг.
— Давай. А я пойду еще поработаю.
Он покраснел.
— Просто поработаю.
