Der Untergang des abendlandesmenschen

Говард Уолдроп Der Untergang des abendlandesmenschen

Рассказы Говарда Уолдропа наполнены образами современной американской культуры: рок-н-ролл, скверные фантастические фильмы, комиксы, реальные личности – все они тем или иным образом проникают в его уникально трагикомическую прозу.

Уолдроп родился в 1946 году на Миссисипи и с четырех лет живет в Техасе. Он заядлый рыбак. А также лауреат премии Небьюла и Всемирной премии фэнтези, автор романов «Техасско- израильская война 1999 года» (с Джейком Сондерсом), «Кости сухие», «Двенадцать напрягов», «Домой возврат есть» и «Поиск Тома Пердю».

Его неповторимые рассказы собраны в книгах «Возвращение домой», «Какой-какой Говард?», «Все о странных чудовищах недавнего прошлого», «Странные вещи ближним планом: Почти полный Говард Уолдроп», «Ночь черепах: Новые занятные рассказы», «Фабрики грез и радиокартины», «Последний прыжок Кастера и другие совместные сочинения» (с Э.Э.Джексоном, Ли Кеннеди, Джорджем Мартином, Джозефом Пумильей, Бадди Сандерсом, Брюсом Стерлингом и Стивеном Атли).

Следующий рассказ – это типичный Уолдроп…

Они скакали через мерцающий пейзаж под музыку органа.[1] Бронко Билли,[2] коренастый, как бывалый моряк, и Уильям С.,[3] высокий и гибкий, как сосна на ветру. Их лица, их лошади, окружающий пейзаж постепенно светлели: были сперва неразборчивыми, потом стали ясными и четкими, когда ковбои перевалили через хребет и начали спускаться в долину.

Перед ними зловеще темнел немецкий город Бремен.

Не считая органной и фортепьянной музыки, по всей Европе царила тишина.

В пещерах под Гранд-опера в Городе света призрак Эрик играл «Токкату и фугу», а мимо несла свои черные воды клоака.[4]

В Берлине спал сомнамбула Чезаре. Его наставник Калигари читал лекции в университете и ждал возможности натравить свое чудовище на мирных бюргеров.[5]

Также в Берлине доктор Мабузе умер и не мог больше править преступным миром.[6]

Но в Бремене…

В Бремене кто-то рыскал в ночи.

В города китайских яиц и кукол, во времена хлеба из отрубей и спичек по шесть миллионов дойчмарок за коробок явились Бронко Билли и Уильям С. Двое суток они провели в Седле, кони их были в мыле.

Они спешились и привязали коней к фонарю на Вильгельмштрассе.

– Как насчет промочить горло, Уильям С.? – спросил ковбой-коротышка. – У меня от этого чертового мерцания голова раскалывается.

В трех шагах от него Уильям С. драматически замер, покрутил головой и направился к дверям ближайшего гастхауза.[7]

В своем стетсоне и клетчатой рубашке Уильям С. напоминал потрепанное пугало или еще безбородого Абрахама Линкольна с детского рисунка. Глаза его были как блестящее стекло, сквозь которое будто просвечивало из глубины адское пламя.

Бронко Билли подтянул брюки. Он носил «левисы», выглядевшие на нем великоватыми, темный жилет, рубашку посветлее и большие кожаные чансы с тремя кисточками – у бедра, колена и лодыжки. Его шляпа казалась на три размера больше, чем надо.

В таверне все было мутно-серым, черным и ярко-белым. Плюс неизменное мерцание.

Они уселись за столик и принялись разглядывать посетителей. Бывшие солдаты в лохмотьях мундиров через семь лет после окончания Великой войны.[8] Безработные, зашедшие спустить последние несколько монет на пиво. В воздухе висел серый дым от трубок и дешевых сигарет.

Немногие заметили появление Уильяма С. и Бронко Билли.

Но двое заметили.

– Арапник! – сказал американский капитан, не снимая руки с плеча своего собутыльника сержанта.

– Чего? – спросил сержант, не снимая руки с плеча кельнерши.

– Гляди, кто там.

Сержант уставился в облако мерцающего серого дыма, окутывавшее ковбоев.

– Черт побери! – сказал он.

– Может, пошли подсядем? – спросил капитан.

– Вот уж &%#*! – выругался сержант. – Это же не наш фильм, ##%&сь оно все конем!

– Пожалуй, ты прав, – сказал капитан и снова стал потягивать вино.

– Помни, мой друг, – сказал Уильям С. после того, как официант принес им пиво, – что нет и не может быть отдыха в борьбе со злом.

– Ну да, да, но, Уильям С, мы же так далеко от дома. Уильям С. чиркнул спичкой, поднес ее к вересковой трубке, заправленной его любимой махоркой. Попыхал секунду-другую, затем глянул на своего спутника поверх кружки с откинутой крышкой.

– Мой дорогой Бронко Билли, – произнес он. – Не бывает «слишком далеко» для того, чтобы