богача, владельца роскошного дома на Портмен-сквер. Лэси постоял некоторое время у окна, глядя на площадь. После тумана начался дождь. Он всегда шел в Англии — печальный, долгий дождь, похожий на меланхолическую женщину. Маршалт с тоской подумал о своем купающемся в солнце доме в Майзенбурге, о широком, длиной в целое лье, пляже и о синем море в Фелсби, о размерах своего виноградника, сбегающего со склонов Констанции.
Кто-то тихо постучал в дверь. Лэси резко обернулся:
— Войдите!
Дверь открылась, и появился его старый камердинер со своей обычной хитрой улыбочкой.
— Получите почту, — бесцеремонно сказал он и положил письма на маленький письменный стол.
— Говорите «сэр», — проворчал Лэси, — вы опять выходите за рамки дозволенного.
Тонгер сморщил в усмешке одну сторону своего лица.
— А я как раз опять собираюсь в них войти, — просто заявил он.
— Тем лучше: всего за четверть того, что я вам плачу, я мог бы нанять в Лондоне сотню камердинеров — и помоложе, и раз в двадцать получше, — с угрозой сказал хозяин.
— Боюсь, что они не стали бы делать для вас того, что делаю я, — сказал Тонгер, — и вы не смогли бы им так доверять. Преданность купить невозможно. Я когда-то читал об этом в одной книжке.
Лэси Маршалт взял одно письмо, оно было в голубом тисненом конверте и надписано рукой явно безграмотного человека. Вскрыв конверт, Лэси прочитал: «О. И. терпит крушение».
Подписи не было.
Миллионер что-то проворчал и протянул письмо камердинеру.
— Пошлите ему двадцать фунтов, — сказал он.
Тонгер, нисколько не колеблясь, прочел этот клочок бумаги.
— Терпит крушение? — размышлял он вслух. — Хм! Он умеет плавать?
Лэси свирепо посмотрел на него.
— Что вы имеете в виду? — не выдержал он. — Конечно же, он умеет или умел плавать. Плавать, как морж. Ну что?
— Ничего.
Лэси долго и сурово смотрел на него.
— Мне кажется, что иногда вам следует быть немного сообразительнее. Взгляните-ка на этот конверт. На нем почтовая марка Маджестфонтейна. Такая же была и в прошлый раз. Почему он пишет оттуда, за сотни и сотни миль от Кейптауна?
— Может быть, по недомыслию, — предположил Тонгер. Он положил клочок бумаги себе в карман жилета. — Почему бы вам не перезимовать в Кейпе, bass (южноафриканское обращение к хозяину)? — спросил он.
— Я предпочитаю провести зиму в Англии.
Маршалт начал одеваться, но что-то в его голосе привлекло внимание слуги.
— Я хочу вам кое-что сказать, Лэси: ненависть — это страх.
Тот уставился на него.
— Что это значит?
— Я хочу сказать, что нельзя ненавидеть человека, не боясь его, и такой страх обостряет ненависть. Если нет страха, то это, пожалуй, будет презрение, а не ненависть.
Маршалт продолжал одеваться перед зеркалом.
— Это вы тоже вычитали из книги?
— Нет, это мое собственное мнение, — ответил Тонгер, взяв жилет своего хозяина и делая вид, что чистит его мягкой щеткой. — Вы не знаете, Лэси, кто живет в соседнем доме? Я давно хотел спросить об этом. Его зовут Малпас или что-то в этом роде. Говорят, что он сумасшедший. Живет один, без слуг, и сам делает всю работу по дому, где шесть квартир. И он не хочет сдавать их.
Лэси Маршалт проворчал через плечо:
— Вы, кажется, все узнали сами, зачем вы спрашиваете меня?
Тонгер рассеянно потер свой нос:
— А вдруг это он?
Хозяин резко обернулся к нему:
— А ну-ка, убирайтесь отсюда, старый сплетник!
Но Тонгер не испугался гнева хозяина и спокойно повесил жилет на спинку стула.
— Вас ожидает частный сыщик, за которым посылали, — сказал он.
Лэси выругался.
— Почему же вы раньше не сказали мне? — закричал он. — Вы становитесь невозможным, Тонгер. Я скоро выгоню вас. Не смейте улыбаться! Позовите его сюда!
Бедно одетый человек, который вскоре вошел, поклонился с почтительной улыбкой.
— Вы можете идти, Тонгер, — проворчал Маршалт. Тонгер медленно вышел.
— Ну?
— Я нашел ее, — сказал сыщик и, вынув бумажник, достал фотографию, которую передал миллионеру.
— Да, это она, — кивнул тот, — но ее легко было найти, зная название деревни. Кто она?
— Одри Бедфорд.
— Бедфорд? Вы уверены в этом? — поспешно спросил Маршалт. — Ее мать тоже живет там?
— Ее мать умерла пять лет тому назад, — ответил сыщик.
— Есть еще одна дочь?
Сыщик покачал головой.
— Насколько я знаю, она была единственной дочерью. Я достал также фотографию ее матери, снятую в тринадцатом году.
Он вынул плоский пакет и развернул бумагу, в которую она была завернута. Лэси Маршалт поднес фотографию к окну.
— Это она, — сказал сыщик.
— Боже! Это замечательно. Когда я увидел девушку… я знал… Это был инстинкт!
Он прервал себя на полуслове.
— Вы знаете ее, сэр?
— Нет! — Ответ был отрывистый, почти грубый. — Чем она занимается? Она живет одна?
— Да, почти! Она держала старую служанку, помогавшую ей в работе на ферме. Вчера Одри Бедфорд уехала в Лондон. По слухам, она распродала все, чтобы уехать.
Миллионер стоял в своей излюбленной позе у окна, глядя на улицу. Его решительное, словно высеченное из камня лицо было, лишено всякого выражения. Все складывалось удачно! «Ненависть — это страх», — повторил он про себя слова Тонгера.
— Красивая девушка, не правда ли?
— Да, — подтвердил сыщик. — Она показалась мне необыкновенно красивой.
Лэси проворчал что-то в ответ.
— В Фонтвиле у меня были неприятности, — неуверенно начал сыщик. — Я не думаю, чтобы эта история могла иметь какие-нибудь последствия, но все же должен предупредить вас, что нам, частным сыщикам, гораздо легче работать, выдавая себя за официальных. В гостинице меня приняли за сыщика из Скотленд- Ярда, который разыскивает вора, укравшего цыплят.
— В этом нет ничего плохого, мистер Виллит, — с холодной, улыбкой ответил Маршалт.
— Конечно, нет, — ответил Виллит, — но, к несчастью, капитан Шеннон остановился в гостинице, чтобы сменить испорченную шину.
— Кто это — Шеннон?
— Если вы его не знаете, то не ищите знакомства с ним, — ответил Виллит. — Он один из лучших агентов Скотленд-Ярда, новый комиссар. До сих пор комиссары не обладали такими полномочиями, даже не имели права ареста. Шеннона перевели из Индии, потому что здесь недавно было несколько скандалов — случаев взяточничества. Он дал мне изрядную нахлобучку за то, что я выдал себя за официального сыщика. Ну и язык у него… Лучше ему не попадаться.
