— Генри нет дома.
— Я знаю. Он попросил меня позвонить. Планы переменились. Он хочет, чтобы мы все собрались на складе.
— У нас есть склад?
— Да. Где мы держим весь наш реквизит, — сказал Кастенбаум. — Который еще так и не использовали.
Где весь не понадобившийся магический реквизит хранился, собирая пыль и требуя за хранение деньги, которых у него больше не было. Одна мысль об этом злила, возмущала его. Но сейчас он постарался сдержаться.
— Это прямо за углом, — сказал он. — На Шестой улице.
— Не знаю. Где Генри?
— Он будет там. Верь мне.
Склад длиной и шириной был с городской квартал; их имущество занимало только крохотную его часть. Остальное пространство было загромождено старыми железными конторскими столами, деревянными стульями и картонными коробками, полными старых тюльпанных луковиц, по той или иной причине оказавшихся негодными, вещами, которые не выбрасывали окончательно, а годами свозили сюда из многочисленных офисов его отца, поскольку чему-то всегда можно было найти применение, хотя нельзя сказать заранее, какое именно. Добро Кастенбаума было свалено в самом дальнем углу, темном и сыром.
Он встретил Марианну у рифленой железной двери и провел ее внутрь. Ему трудно было даже смотреть на нее. Как призрак, подумал он, одно воспоминание о женщине, бесплотное. Уже мертвая.
— Генри уже здесь? — спросила она.
— Нет еще. Но скоро будет. А пока, может, взглянем на наши чудесные механизмы? Ты не все видела. Думаю, тебе будет интересно.
Проходя между складскими рядами, мимо пустых книжных шкафов и треногих столов, Кастенбаум дергал за шнуры от маленьких одиноких лампочек высоко над ними, которые почти не давали света, а лишь едва рассеивали темноту. Он посмотрел на Марианну и не мог сказать, заподозрила она что-нибудь или просто смущена. Она шла так медленно и глядела вокруг широко раскрытыми глазами, как ребенок в музее.
— Я тут всегда начинаю плутать, — сказал Кастенбаум, пытаясь отвлечь ее приятным разговором. — Настоящий лабиринт.
— Где же Генри? — спросила Марианна, и на этот раз он почувствовал нотку страха в ее голосе.
Он не удивился, ему самому было тут не по себе.
— Идет к нам, уверен.
Она остановилась:
— Нам лучше вернуться. Подождать его снаружи.
Она повернула назад, но он схватил ее за руку — чересчур резко. Он не собирался стискивать ее так крепко. Дело в том, что он был почти пьян. Он никогда не бывал слишком пьян, но почти бывал частенько, и сейчас это был такой случай. Секунду-две он чувствовал легкую растерянность. Потом отпустил ее руку и с улыбкой извинился.
— Мы уже пришли.
Он дернул очередной шнур, и, когда их глаза привыкли к теням, отбрасываемым серым светом, перед ними предстали всяческие принадлежности для создания безобидных иллюзий. В самом их виде, подумалось Кастенбауму, есть какая-то магия, и он понял, может впервые, зачем он отыскал Генри, когда тот вернулся с войны. Конечно, им двигали деловые соображения, и, повернись все иначе, успех был бы оглушительный. Но причина была не только в этом. Близости к миру, отличному от обыденного, — вот чего он искал, того, что несет в себе знание, которым обладают лишь несколько человек на свете, разгадку секретов имитации. Это знание означало, что он особенный, и в окружении всего этого он чувствовал себя особенным существом. Невероятный фокус: после всего, что с ним произошло, Кастенбаум в какой-то момент был по- настоящему счастлив.
— Ну… что скажешь?
Марианна огляделась вокруг, по ее лицу было не понять, что она чувствует.
— Этим Генри и собирался заниматься. Тем, чего ты от него хотел.
— Но не стал, — сказал Кастенбаум, выдавливая из себя улыбку. — Не стал. Не знаю, действительно ли он когда-нибудь работал с таким внушительным, таким сложным реквизитом. Больше того, мне известно, что он никогда не показывал пепперовского «Призрака». Это делали только единицы.
Не видно было, чтобы Марианну все это особо заинтересовало, — она сейчас казалась такой безжизненной, такой далекой от всего человеческого, — но Кастенбаума это не трогало. Он продолжал говорить:
— Этот номер трудно объяснить. Но в общих чертах фигура призрака проецируется на сцену, где он общается с живыми людьми. Призрак выглядит как настоящий, очень правдоподобно.
Он старался быть обходительным. Не сказал прямо: «Из тебя получился бы превосходный призрак».
Он подошел к маленькому деревянному столику, зацепился ногой за шнур, но сохранил равновесие.
— А здесь, на этом столике, могла бы стоять голова Генри, если б он захотел.
Она посмотрела на столик:
— Одна голова? Как это?..
— Не буквально. Эффект зеркал. Очень просто, но очень впечатляюще.
— Генри не пришел, — сказала она тихо. Казалось, она уже смирилась с тем, что он не придет.
— Потерпи немного, — успокоил ее Кастенбаум. — Хочу показать тебе еще кое-что. Это там, в углу.
Он снова взял ее за руку, но теперь более мягко, и повел к краю светового круга. Там они минуту постояли, молча разглядывая странный предмет.
— Что это? — спросила она.
— Колесо. Колесо смерти. Как раз для тебя, а, Марианна? — Первый раз в голос Кастенбаума закралась язвительно-горькая нотка. Осуждающая. — Я подумал, тебе оно понравится.
Теперь она поняла. Должна была понять. Судя по тому, как посмотрела на него, на колесо. Так мрачно и безнадежно. Чуть было не улыбнулась.
— Колесо смерти.
— Подойди и взгляни, — сказал он. — Пожалуйста! Подойди чуть ближе.
Она подошла. Медленно подплыла над бетонным полом и прикоснулась к колесу — к его темному, потрескавшемуся дереву, его металлическим скобам, ободу. Покачала, а потом с силой, какой он не ожидал от нее, повернула. Колесо сделало один оборот.
— Не понимаю, — сказала она.
— Тогда позволь, я объясню. — Он встал рядом с ней перед колесом. — На нем четыре скобы. Две сверху и две снизу. Ты — я имею в виду, ассистентка мага — просовываешь в них руки и ноги. И вот ты на колесе, руки разведены в стороны, ноги тоже, дюймов на двенадцать. Затем мы поворачиваем его, — Кастенбаум двинул колесо, — и, когда ассистентка начинает крутиться с ним вместе, Генри — или еще какой маг — мечет в тебя ножи. То есть по-настоящему не в тебя, а в колесо. Это кажется очень опасным, но искусному мастеру не составляет труда попадать в пустые места вокруг девушки. Это легко. — Кастенбаум пожал плечами и засмеялся. — Вот и весь фокус.
— Но это не фокус, — сказала она, прикоснувшись к одной из скоб. — Это мастерство. Меткость.
— Ты права.
— Так что может… случиться промах.
— Может. Но…
— Рискованно. Твоя судьба в его руках, и от него зависит, жить тебе или умереть.
— Да, — сказал Кастенбаум. — Думаю, что так. От него.
