— Что именно?
— Такая красавица, как вы, — и всю жизнь гоняетесь за тенью… Вы теряете лучшие годы жизни… Так можно превратиться в комок обнаженных нервов. Стоит ли он того…
— Почему вы мне это говорите? — она вскочила. — Сознайтесь, у вас есть скрытая причина…
— Клянусь, что я думаю только о вас…
— А я уверена, что нет, — она пришла в ярость. — Вы мужчина, а все мужчины одинаковы… Так знайте же: я добровольно сошла в ад и в этом аду останусь…
Она нетерпеливым движением схватила со стола сумочку.
— Я только хотел дать вам совет, — смущенно прошептал доктор.
— Совет… — передразнила она. — Только когда Артур Генри Мильтон сам скажет мне, что он меня больше не любит, запомните — только тогда я покину его!..
И прежде чем он мог что-либо возразить, она хлопнула дверью.
Мейстер, все время следивший за ними, сразу же вошел в комнату.
— Вы рассердили миссис Мильтон, доктор.
— Возможно, — в раздумьи ответил доктор, беря шляпу и саквояж.
— Женщины — странные существа, — продолжал Мейстер. — Я думаю, что вы ей очень нравитесь!
— Вы думаете? — переспросил доктор. Мысли его были по-видимому далеко. — Интересно, примет ли она мое приглашение, если я предложу ей пообедать со мной?..
— Подумайте, как было бы хорошо, если бы она несколько утратила бдительность и выболтала вам кое-что о «Неуловимом», — сказал Мейстер не без лукавства.
— Я как раз об этом думал… Вы полагаете, она бы выболтала?
Адвоката начинал забавлять этот старик, который, несмотря на возраст, полагал, что еще может понравиться молодой женщине!
— Никогда нельзя угадать, что сделает женщина, если влюбится, не правда ли, доктор? — ехидно заметил он.
Доктор молча поклонился и ушел.
Глава 23. Политика адвоката Мейстера
Мейстер думал о том, что Джонни стал представлять реальную опасность… Ведь он даже угрожал ему! Да, молодой безумец способен был бы привести угрозу в исполнение, разве что…
— Неужели же он будет настолько легкомысленным, чтобы пойти ночью в Камден-Крессент? — подумал Мейстер.
От Джонни мысли его перешли к Мэри. Его тяга к этой девушке вылилась в азартную страсть и теперь, когда он боялся ее потерять, она казалась ему самой прекрасной женщиной во всем мире…
Он сел за рояль и начал играть свою любимую мелодию. Он не видел, как Мэри вошла в комнату, и она несколько раз окликнула его, прежде чем он очнулся. Он смотрел на нее невидящими глазами.
— Морис! — повторила она.
Музыка прекратилась.
— Я хочу сказать вам, что не могу продолжать служить здесь теперь, когда Джонни вернулся…
— Все это пустяки, — ответил он, и в голосе его звучали те отеческие нотки, которые ему так легко удавались.
— Он такой подозрительный, — продолжала она.
— Подозрительный, — повторил Мейстер. — Я хотел бы, чтобы действительно тому была причина…
— Ведь вы знаете, что я не могу остаться, — проговорила она.
Мейстер встал, подошел к ней и положил руки на плечи.
— Но если вы уйдете, могут подумать, что я действительно изверг, — сказал он вкрадчивым голосом. — Не можете же вы всю жизнь исполнять желания Джонни, который, весьма вероятно, проведет половину жизни в тюрьме…
Она вскрикнула и отшатнулась от него.
— Нужно иметь мужество смотреть правде в глаза, — продолжал он. — Нет смысла обманывать себя!.. Джонни действительно испорченный юноша!.. Ведь вы не все знаете… Я старался многое от вас скрыть, а это было очень трудно…
— Что же вы старались скрыть от меня? — проговорила она дрожащим голосом.
Мэри была бледна, как полотно.
— Дело в том… — начал он, как бы раздумывая, следует ли ей рассказывать. — Как вы думаете, что сделал ваш сумасшедший брат перед тем как его поймали и судили? Ведь я был его лучшим другом, как вы сами знаете, и все-таки он подделал мою подпись на чеке… Четыреста фунтов…
Она в ужасе отшатнулась.
— Но ведь это подлог! — воскликнула она.
— Какой смысл называть вещи своими именами? — Он вынул из кармана записную книжку, в которую был вложен чек. — Вот этот чек. Не знаю, зачем я держу его здесь, и как мне поступить с Джонни…
Мэри хотела разглядеть имя на чеке, но Мейстер, сокрушенно вздыхая, заходил по комнате. Это был чек, который он получил с утренней почтой, а историю с подлогом он выдумал только что. У Мейстера часто бывали минуты такого пылкого вдохновения.
— Разве нельзя уничтожить этот чек? — спросила Мэри дрожащим голосом.
— Конечно, я мог бы его уничтожить… — Мейстер великолепно разыгрывал свою роль. — Но Джонни такой мстительный!.. Я должен спрятать этот чек из чувства самосохранения!
Мейстер положил чек обратно в книжку.
— Конечно, я никогда никому не покажу его, — заметил он и бросил быстрый взгляд на Мэри.
Затем он прибавил более нежным тоном:
— Мне так нужно поговорить с вами, Мэри, о вашем брате и о многом другом… Я хотел бы поговорить с вами спокойно, так, чтобы нам никто не мешал… Приходите поужинать со мной…
Она покачала головой.
— Вы ведь знаете, что я не могу этого сделать, — сказала она. — Морис, неужели вы хотите, чтобы обо мне говорили то же, что о Гвенде Мильтон?..
Мейстер пришел в ярость.
— Почему все меня попрекают этой девушкой?! — вскинулся он. — Отлично, если вы не хотите — не приходите!.. Не понимаю, в самом деле, почему я жалею Джонни и спасаю его!..
Мэри пришла в ужас от его внезапного гнева.
— О Морис, — воскликнула она, — если вы действительно хотите…
— Мне все равно, — прервал он ее, — Я никогда не ползал на коленях перед женщиной и не буду ни о чем вас умолять!.. Уезжайте отсюда, если хотите. Джонни же не поедет с вами, в этом вы можете быть уверены!..
Мэри схватила его за руку. Она была в ужасе, что Мейстер приведет свою угрозу в исполнение.
— Морис, вы знаете, что я сделаю все, что вы хотите…
Он бросил на нее странный взгляд.
— Приходите в одиннадцать часов, — оживился он. — Если же вам нужен провожатый, то приведите «Неуловимого»!
Не успел он вымолвить последнего слова, как послышались три удара в дверь…
Мейстер в ужасе упал на стул и спросил дрожащим голосом:
— Кто там?
Ему ответил низкий мужской голос:
— Мне нужно поговорить с вами, Мейстер!
Морис подошел к двери и распахнул ее. На него смотрели темные, жуткие глаза инспектора Блисса.
— Что… что вы тут делаете? — пролепетал Мейстер.
Блисс едко улыбнулся, показав белые ровные зубы.
— Охраняю вас от «Неуловимого» и как родной отец забочусь о вас, — сказал он резко.
