Брундае настолько яркое и жаркое, что можно лучи собирать в бутылки, а по ночам откупоривать их, чтобы освещать себе путь, словно вспышками молний. В Брундае все так и делают. В общем, мы с ним встретились под палящими лучами солнца и полюбили друг друга с первого взгляда. Но на самом деле это значит лишь то, что где-то на белом свете непременно есть человек, который полюбит тебя и которого полюбишь ты; один-единственный человек, и тебе нужно лишь встретиться с ним. Конечно, мне выпал один шанс из миллиона, когда мы с ним столкнулись посреди бескрайней пустыни и он случайно взглянул на женщину, ненароком оказавшуюся рядом. Но он таки взглянул, и мы полюбили друг друга. И все же – вы меня слушаете? – я оставалась чужестранкой, а он должен был править своим королевством, и мы оба понимали, что у нас нет будущего. Мы знали, что никогда не сможем пожениться. Но наша любовь была столь сильна, что мы не могли расстаться окончательно и жить друг без друга. Поэтому он подарил мне свой глаз, а я отдала ему свой, и теперь, когда я смотрю через него, через глаз моего возлюбленного, я вижу то, что видит он, а когда он смотрит через мой глаз, он видит то, что вижу я. Только так мы можем быть вместе. Мы видим жизни друг друга. На самом деле, – шепотом сказала Нэнси, резко подавшись к нам, – вполне вероятно, сейчас он смотрит на вас!
Лили испуганно охнула и взмахнула рукой.
– Ну да, – сказала Эбби. – Так я вам и поверила.
– Я вижу верблюдов. – Нэнси прикрыла веком свой настоящий глаз и уставилась в потолок стеклянным. – Я вижу солнце и человека – нищего старика, который сидит поджав ноги в самом углу рыночной площади, прося милостыню. Король каждый день приобщается к жизни своего народа. Он озабочен положением дел в королевстве. Конечно, всех проблем не решить, но всегда можно улучшить существующее положение. Он всегда хотел улучшить. Я вижу… вижу его жену, женщину, на которой он недавно женился. Она очень красивая и происходит из знатного рода. О браке условились давным-давно, когда они только родились. Они всегда знали, что им предстоит пожениться, но все же… там нет любви. Никакой. Король любит меня. Меня одну. Печальная история, правда ведь?
– Обычная история, – сказала Эбби. – Пойдемте отсюда.
– Подождите! – сказала Нэнси. Таким тоном, словно она действительно не хотела, чтобы они ушли. А они уже направлялись к двери вслед за Эбби. – Я могу вынуть его
Они остановились.
– Вынуть? – переспросил Рэй.
Нэнси вынула глаз и протянула ему. Веко опустилось над пустой глазницей, словно медленно моргая.
Рэй подержал глаз в руке, а потом они еще долго передавали его друг другу. Это было нечто поистине драгоценное. Глаз Нэнси.
Потом Эбби сделала вид, будто чуть не уронила его.
– Упс! – сказала она. – Шутка. Нэнси сильно вздрогнула.
– Ах ты… – с улыбкой сказала она, взяла свой глаз и вставила обратно в глазницу.
Они ждали и ждали, день за днем. Все сразу стало бы ясно, если бы Нэнси, как большинство матерей, часто выносила ребенка на улицу. Стояла чудесная погода, голубое небо сияло, и город начинался чуть дальше по дороге. Она могла бы отправиться с ребенком куда угодно и по пути показать им малыша. Но она не выносила его из дома.
Чем дольше Нэнси прятала своего ребенка, тем сильнее они утверждались в своих предположениях. Она бы показала нам ребенка, будь он обычным, сказала Эбби. Будь он нормальным. Не имей он стеклянного глаза.
На третий день Митча здорово покусали муравьи. Он ходил босиком, а в канаве жили муравьи, которых никто не заметил, и пока они сидели там, муравьи покусали Митчу ноги. На следующее утро он не мог и шагу ступить, так у него болели ноги. Никто особо не расстроился, поскольку в последнее время Эбби возненавидела Митча. Лили и Рэй не знали, что между ними произошло, но не очень-то и хотели знать.
На четвертый день ожидания возле погруженного во мрак дома Эбби исполнилась уверенности, что там творятся какие-то непонятные дела. Она спросила у матери, почему Нэнси держит ребенка взаперти, и мать ответила: «Она просто немножко стесняется, милая. Она стесняется».
Она стеснялась, поскольку ребенок у нее родился со стеклянным глазом.
Одно дело, когда стеклянный глаз у
не бывает стеклянных глаз от рождения. Он сам расспрашивал людей, и все отвечали одинаково. Дети не рождаются со стеклянными глазами.
– Разумеется, не рождаются, – сказала Эбби. – Какой ты дурак, Рэй! Именно поэтому она и не выносит ребенка из дома. Потому что он странный. Понял, бестолочь? Потому что нормальные дети не рождаются со стеклянными глазами. Ты еще тупее, чем Митч. Поздравляю.
На пятый день у них появился новый план. Один из них подкрадется к дому и заглянет в окно. Все очень просто.
Идея принадлежала Лили. Она сказала, что, наверное, через окно можно рассмотреть, стеклянный у ребенка глаз или нет, и Эбби пришлось согласиться. Но Рэй так не думал. Рэй сказал, что, хотя им запретили беспокоить Нэнси, гораздо проще один раз нарушить новый запрет и побеспокоить ее, поскольку Нэнси не рассердится, а на запрет вообще наплевать.
Эбби сказала, что об этом не может быть и речи. Далее речи быть не может: пусть Нэнси раньше действительно была очень милой, но теперь у нее ребенок, да к тому же (она уверена) со стеклянным глазом, и, какой бы замечательной она ни была раньше, теперь все изменилось.
– И в любом случае, – сказала она, – это слишком просто.
Таким образом, перед ними встала сложная задача. У них появилась новая летняя игра под названием «увидеть ребенка».
– Ну, иди, – сказала Эбби.
– Кто?
– Ты. – Эбби повернулась к Рэю. – Твоя очередь. Иди и возвращайся.
– Но я не хочу, – сказал он. – Это идея Лили.
–
И Рэй пошел. Двор Нэнси от соседнего отделял длинный ряд чрезмерно разросшихся деревьев, и, прячась за ними, Рэй добрался до боковой стены дома, где находились дверь и окно. Окно было открыто, но штора опущена, и хотя он слышал, как Нэнси ходит по комнате, голоса ребенка не слышал. Он прокрался вдоль стены, завернул за угол, обогнув кусты, растущие возле самого дома, и оказался на заднем дворе. Там он увидел два открытых окна, но они находились слишком высоко, чтобы заглянуть в них. С другой стороны дома, он знал, располагалась ванная комната, поэтому он решил вообще не ходить туда и вернулся к боковой двери.
Она была открыта. Не настежь, а чуть приоткрыта, и казалось, из щели на улицу сочится тьма. Рэй подумал, что если подобраться достаточно близко и заглянуть в щель, можно увидеть нечто такое, ради чего имеет смысл рисковать. Он крадучись двинулся вперед, очень осторожно, и уже приблизился к самой двери, когда ребенок заплакал. Плач походил на протяжный жалобный крик о помощи.
Рэй резко развернулся и опрометью бросился прочь от дома, пронесся за разросшимися деревьями и вылетел на улицу. Он так сильно запыхался, что мог лишь помотать головой, когда Эбби спросила, что он увидел и подтвердились ли ее предположения.
– Ты жалкий тип, – сказала она. – Я так и знала, что ты ничего не увидишь. Ты слишком толстый. Наверное, ты даже не заглядывал в окно. Ты струсил.
– Я заглядывал, – сказал Рэй. – Просто не увидел ребенка.
– Не заглядывал.
– Заглядывал. Боковая дверь была открыта. Я заглядывал в боковую дверь.
– В боковую дверь. – Глаза у нее округлились. – Она была открыта?
– Немножко приоткрыта.
