принялся внимательно разглядывать. Не поднимая глаз, прокурор сказал:
— Прокуратура рассматривает дела Фремонта и Гриффита отдельно. Решать их будет не пресса, мистер Барретт, а прокуратура.
— Значит ли это, — осторожно произнес Майк Барретт, — что вы не связываете их и не изменили свою вчерашнюю точку зрения?
Когда окружной прокурор медленно повернул нож, свет заиграл на лезвии из толедской стали.
— Это значит, что по закону мы рассматриваем два эти дела порознь. Мы отлично понимаем, что это два разных дела, но мы так же отлично понимаем, что в глазах общественности они могут слиться в одно.
— Вы хотите сказать, что общественное мнение может повлиять на ваше решение рассматривать их как отдельные и не зависящие друг от друга дела?
Дункан подался вперед и поставил локти на стол. Его глаза сузились.
— Мистер Барретт, мы выдвинули обвинение против продавца непристойной книги. Мы также выдвинули обвинение против юноши, который совершил изнасилование и нанес тяжкое телесное повреждение под влиянием той же самой книги. Общественность быстро заметила эту связь, причем не только в масштабах штата, но и всей страны. Несмотря на то что защищающее закон ведомство не подвержено влиянию общественного мнения, оно не может игнорировать его, когда требования общественности совпадают с его собственной позицией. Вы должны всегда помнить, мистер Барретт, что закон служит орудием в руках народа. Народ создал закон для защиты самого себя. И где бы я ни находился, мистер Барретт, я остаюсь слугой народа.
Барретт притих. Ему только что прочитали, свысока, будто школьнику, высокопарную лекцию, за которой крылись истинные политические цели. Элмо Дункан говорил одно, а думал другое.
Майк почувствовал, как его настрой на победу улетучивается.
— Вчера, мистер Дункан, тоже будучи слугой народа, вы были готовы рассматривать обвинение против Фремонта как несерьезное и даже спорное. Вы, по сути дела, заверили меня, что, если я уговорю Фремонта признать себя виновным, вы ограничитесь штрафом и условным тюремным сроком. Вам было нужно только время, чтобы объяснить все это своим помощникам, как вы сказали, из вежливости. Сейчас я приехал за вашим официальным ответом. Вы по-прежнему готовы ограничиться штрафом и условным сроком?
Окружной прокурор бросил на стол нож и ответил:
— Боюсь, после того как я посоветовался со своими помощниками, мое решение изменилось. Вчера у нас появилось новое свидетельство против «Семи минут». Я посмотрел на книгу и обвинение более внимательно, и у меня исчезли всякие сомнения в том, что мы имеем дело не с мелким нарушением закона, а с серьезным преступлением, которое может нанести очень сильный удар общественной безопасности.
— Вы имеете в виду прокатившуюся волну изнасилований? — сухо полюбопытствовал Барретт.
— Я имею в виду распространение опасной и грязной книги под названием «Семь минут», — строго ответил прокурор и холодно посмотрел на собеседника. — Можете сообщить своему клиенту, что, если вы объявите Фремонта невиновным, мы приложим все силы и используем все свои возможности, чтобы осудить его. Мы начнем процесс и попытаемся доказать виновность продавца и общественную опасность книги. Если же обвиняемый признает себя виновным, он получит максимально строгое наказание за свое преступление — и штраф, и двенадцать месяцев в тюрьме. Никаких сделок, мистер Барретт, никаких уступок и поблажек.
Он больше не боится моей дружбы с Уиллардом Осборном II, подумал Майк Барретт. Окружной прокурор разговаривал с позиции силы. Очевидно, у него есть более богатый и влиятельный покровитель, чем Осборн.
— А насчет двух дел? — спросил Барретт. — Вы по-прежнему собираетесь рассматривать их порознь?
— Это отдельные дела, — невинно ответил Дункан, но тут же добавил: — Конечно, если начнется процесс над книгой, нам придется вызвать в качестве свидетеля Джерри Гриффита.
— Свидетеля, мистера Дункан?
— Когда молодого впечатлительного человека, по его собственным словам, прочитанная книга толкает на отвратительное преступление, по-моему, эта книга несет зло, должна быть запрещена, и распространение ее считается уголовным преступлением. О да, я ни на минуту не сомневаюсь: все, что нам расскажет об этой книге Джерри Гриффит, о том, что она с ним сделала, имеет самое прямое отношение к делу.
Барретт непроизвольно покачал головой. Он хотел возразить, но сейчас они находились не в зале судебных заседаний. Окружной прокурор окольным путем представил два совсем разных деда и тут же объединил их в одно. Как слуга народа, с горечью подумал Барретт, выполняет волю народа или, что более вероятно, Лютера Йеркса. Нет, решил Майк, он не даст окружному прокурору возможности высмеять закон в зале суда.
— Насколько я понял, это ваше последнее слово? — спросил он.
— Да, — ответил Дункан, не вставая. — И сейчас мне хотелось бы услышать ваше последнее слово, мистер Барретт. Что вы намерены посоветовать своему клиенту: признать себя виновным или не признать?
— Если бы я сам мог принять решение, я бы принял его прямо сейчас, — объяснил Барретт, поднимаясь. — Мне необходимо посоветоваться с моим нью-йоркским клиентом.
Дункан тоже встал и произнес ровным голосом:
— Не сомневаюсь, что вы недвусмысленно ему объясните: не может быть никакой речи о компромиссе. Если Фремонт признает себя виновным, он проведет год в тюрьме, а продажа книги для начала будет запрещена в Оуквуде. Если Фремонт не признает себя виновным, тогда это даст вам шанс, что продавец и книга… могут быть оправданы, но тогда вы будете вынуждены пойти на риск судебного разбирательства.
— Я все ему объясню самым подробным образом, — кивнул Барретт.
«Можешь быть спокоен, я все ему объясню, — подумал он. — Я скажу Филу Сэнфорду, что мы не дадим этим сволочам шанса развлечься и устроить за наш счет цирковое представление». Он подошел к двери и открыл ее.
— Я сообщу вам о нашем решении после обеда.
Элмо Дункан, стоящий за своим столом, немного расслабился и впервые улыбнулся:
— Я буду ждать.
Фил Сэнфорд с нетерпением ждал новостей, поэтому Майк Барретт решил немедленно позвонить в Нью-Йорк. Не пожелав воспользоваться телефоном во Дворце правосудия, он быстро направился в великолепное здание Дворца записей на Темпл-стрит и закрылся в пустой телефонной будке.
До Нью-Йорка он дозвонился очень быстро. Барретт удивился, что Сэнфорд так долго не подходит к телефону, поскольку считал, что Фил с нетерпением ждет его звонка. Сначала Майк удивился, потом разозлился. Когда наконец Сэнфорд подошел к телефону, он рассеянно извинился и объяснил, что у него в конторе царит беспорядок похлеще, чем на центральном вокзале. Барретт прервал его излияния и начал рассказ.
Не позволив Сэнфорду перебивать себя замечаниями или вопросами, передал разговор с окружным прокурором, рассказал о предательстве Дункана и изложил все возможные варианты даже более подробно, чем просил прокурор.
Через несколько минут он спросил, словно желая прояснить ситуацию для себя:
— Итак, что мы имеем? Я тебе сейчас объясню, что мы имеем, и дам совет. Дункан молол чушь и пытался уговорить меня объявить Фремонта невиновным, чтобы таким образом затеять процесс. Зал судебных заседаний ему нужен как сцена, на которой он мог бы выставить себя крестоносцем в глазах общественности. У него уже разработан сценарий, который рассчитан в основном на простых американцев. Я не говорю, что он лжет на каждом слове, я хочу быть к нему справедливым. Очевидно, он искренне считает, что «Семь минут» могут принести человечеству непоправимый вред. Правда, он не испытывал
