служивших в Скотленд-Ярде. Когда-нибудь он либо осрамится, либо достигнет высоких степеней. Я восхищаюсь им чрезвычайно. Ни одного человека в мире я не считаю выше него в смысле интеллигентности, остроты ума и… беспринципности. Он предпочитает теорию прямоты. Прямота одно из самых сбивающих с толку качеств человека, потому что вы никогда не угадаете, что в тот или иной момент сделает такой человек. Вышло что-то вроде эпиграммы, Элленбери, вы запишите ее: когда надумаете писать мою биографию, у вас будет материал для оживления ее страниц. — Мистер Гарло посмотрел на часы. — В пятницу в одиннадцать вечера я буду в Парк-Лейне и смогу уделить вам десять минут, — сказал он.
Элленбери горестно стиснул пальцы рук.
— Но не будет ли это рискованно, для вас, конечно? — пробормотал он. — Может быть, я глуп, так как не могу понять — зачем вы… Ну зачем вы подвергаете себя случайностям? С вашими деньгами…
Мистер Гарло откинулся на мягкую спинку кресла, в его бледных глазах появилась легкая веселость.
— А что бы вы сделали, если бы у вас были миллионы? Конечно, бросили бы дела. Построили или купили бы себе великолепный дом, а потом?..
— Не знаю, — неопределенно ответил Элленбери. — Можно поехать путешествовать…
— У англичан два представления о счастье: или путешествовать, или сидеть спокойно! Носиться вихрем или ржаветь! Я мог бы жениться, но я не хочу жениться. Мог бы завести скаковую конюшню, но я терпеть не могу скачек. Мог бы приобрести яхту, но я ненавижу море. Предположите, что мне нужно острое переживание. А мне именно оно и нужно! Искусство жить — это искусство побеждать. Запишите это. Что такое счастье в картах, в лошадях, в гольфе, в женщинах? Я скажу вам: оно в том, чтобы побить самого счастливого! Это американизм. В чем заключается счастье альпиниста или научного исследователя? Сделать что-нибудь лучше всех других, пойти дальше, обогнать сильного.
Он выпустил клуб дыма в открытое окно.
— Если вы миллионер, то вы или уходите в самого себя и становитесь животным, или же вылезаете из самого себя и делаетесь мучителем всех ваших близких. Если вы Наполеон, вы будете играть в славу, если Леонардо — то будете забавляться наукой, все равно какой: важна сама игра. В достижении совершенств заключается острое переживание, все равно, идет ли речь о том, чтобы дальше соседа загнать гольфовый шар, или покрыть поля Фландрии возможно большим количеством вражеских трупов. Мне труднее, чем многим другим людям, добиться острого переживания, я ведь миллионер. Фунты стерлингов и доллары — мои солдаты, я могу создать собственные военные законы, производить набеги по собственному усмотрению… Но хватит, не спрашивайте меня больше ни о чем!
Мистер Гарло махнул рукой по направлению к двери, и Элленбери был отпущен. Вскоре его наемный автомобиль прошумел вверх по холму мимо тюремных ворот. Элленбери повернул лицо в другую сторону.
Глава 2
Восемь месяцев спустя на набережной Темзы произошла автомобильная катастрофа. Девушка в желтом плаще и человек в летнем шлеме решили по различным причинам миновать как можно быстрее опасную часть набережной. Был легкий туман. Затем пошел неприятный мелкий дождь, превративший гладкую и блестящую поверхность дороги в рискованную трассу для страховых обществ; такому риску ни одна уважающая себя компания не согласилась бы подвергнуться добровольно.
Предохранитель от грязи на старом форде вдруг зацепил Эйлин Риверс пониже левого локтя, и она почувствовала, что совершает ряд неповторимых пируэтов. Потом нос ее ударился о блестящую пуговицу, и она романтично опустилась на колени у ног сердитого полицейского. Он поднял ее, посмотрел, с суровой твердостью поставил ее в сторону и пошел туда, где радиатор автомобиля патетически взирал на согнутый фонарный столб.
— Что это за трюки? — спросил он строго и потянулся за своей книжкой. Молодой человек в летнем шлеме вытер запачканное лицо тыльной стороной ладони, в результате чего оно стало еще более грязным.
— Девушка не пострадала? — быстро спросил он.
— До девушки вам нет дела, покажите-ка лучше ваше разрешение.
Не обращая внимания на требование полицейского, молодой человек направился к тому месту, где окруженная собравшейся толпой Эйлин уверяла нескольких старых дам, что она не пострадала. Чтобы доказать это, она покрутилась на каблуках.
— Подвигайте пальцами, — посоветовала ей хриплым голосом одна из женщин. — Если они не шевелятся, значит у вас поврежден позвоночник.
Опыт не был произведен, так как высокий молодой человек, который не выглядел слишком молодым под рассеянным светом дуговой лампы, протолкался в середину толпы любопытных.
— Не ранены нисколько? — заботливо спросил он. — Мне ужасно жалко! Я не видел вас, пока автомобиль не оказался над вами. Скажите, пожалуйста, мне ваше имя.
Он опустил руку в карман, вынул старый конверт и стал ждать, что она скажет.
— Право, это не нужно, я ничуть не пострадала, — настаивала девушка, но он также был настойчив.
Молодой человек записал ее имя и адрес, а когда он кончил писать, оскорбленный полисмен протиснулся сквозь толпу.
— Ну, — сказал он голосом, в котором ярость смешивалась с упреком. — Вы не смеете убегать, когда я говорю с вами, приятель! Стойте и покажите мне ваше разрешение.
— Вы видели голубой лимузин? — спросил молодой человек. — Он был как раз передо мной, когда я наскочил на фонарный столб.
— Не беспокойтесь о голубом лимузине, — с холодной свирепостью сказал полицейский. — Покажите разрешение.
Молодой человек вытащил из кармана и держал в руке что-то, не лишенное сходства с разрешением, но все-таки что-то другое.
— Это еще что за штука? — строптиво спросил полицейский.
Он схватил маленькую, в холщовом переплете книжку и направил на нее свет электрического фонаря.
— Гм! — сказал он. — Виноват, сэр.
— Нисколько, — ответил субинспектор Джемс Карлтон из Скотленд-Ярда. — Я пришлю кого-нибудь, чтобы выяснить эту путаницу. Видели ли вы лимузин?
— Да, сэр, как раз впереди вас. У него согнут бензинный танк.
Карлтон слегка кашлянул.
— Вы и это заметили? Я запомнил вас, констебль. Девушку отправьте домой в такси. Нет, лучше я сам это сделаю.
Эйлин выслушала предложение без особого восхищения.
— Я предпочитаю пойти пешком, — решительно сказала она. Молодой человек отвел ее в сторону от возбужденной толпы и открылся ей.
— На самом деле я полицейский чиновник, — сказал он, и девушка с удивлением посмотрела на него.
Он нисколько не походил на полицейского — даже в тумане, который часто меняет облик людей. Он походил на автомобильного шофера, к тому же не очень удачливого. На голове у него была синяя шапка, спускавшаяся на самые уши и видевшая когда-то лучшие дни. Он был одет в теплое пальто, доходившее до колен, а перчатки с раструбами, которые он держал подмышкой, были черны от грязи.
— Тем не менее, — сказал он твердо, как будто девушка выразила вслух свое удивление, — я полицейский… Но не рядовой полицейский. Я инспектор, вернее, субинспектор, я занимаю особое положение.
— Зачем вы мне все это рассказываете?
Он уже позвал такси и отворил ей дверцу.
— Вы могли бы протестовать против эскортирования простым полицейским, — весело заметил он, — но мое положение столь высоко, что вам не нужно искать другого провожатого.
