— Я не думаю, что здесь ты прав, Чарли.
— Ну, может, не в её случае… А в других — все точно.
— Ты можешь говорить с Эстеллой о своих мыслях и… вообще?
— Нет, пожалуй, не могу. И вообще, не я её выбирал, а она меня.
— Я думаю, ты выбрал её потому, что тебе нравится быть умнее своей девушки. Более умной ты боялся бы.
Солнце спускалось на западе, но ещё было очень тепло. Кэти поднялась:
— Чарли…
— Я тебе сказал — не беспокойся. — Чарли обнял её рукой за плечо. — Есть эти медики в Эдинбурге. Я поговорю с Эрни, если хочешь. Мы пойдём и узнаем, безопасно ли это, сколько они берут и всё прочее.
— Дело не в том. Во всяком случае, не только в том. Все из-за тебя, дурак ты набитый. Ты же знаешь, что это так, зачем же притворяешься, а? Вот чего я не могу понять. Почему?
— А почему
— Я была нужна Эрни… Я была глупой девчонкой, а он вождём. И вообще ты гонялся за всеми девками подряд. Потом начался долгий переход на север… Ты был всё время с Эстеллой, а она хорошая, по- настоящему хорошая… Это я из ревности по ней немножко прошлась… Вы с Эрни стали такими друзьями, такими мужественными парнями, что я себе стала казаться хрупким и ненужным существом. Тебе этого не понять… А теперь уже поздно… Хоть иногда вспоминай, как у нас было раньше… Я люблю тебя, а ты меня. А соединиться мы уже не сможем. Вот что сделали с нами последние два года, понимаешь?
Чарли посмотрел вниз, на сухой летний лишайник.
— Да, — сказал он, не поднимая глаз. — Ну и что теперь делать? Ладно… Давай искать овец. Осталось чуть больше часа до темноты.
Они повернулись — и увидели, что четыре пропавшие овцы мирно щиплют траву, совсем недалеко от того места, где они сидели.
Когда они вернулись, все уже были на месте и готовили пищу. Эстелла накрывала на стол, Джулия помешивала баранину, тушившуюся с травами.
— Давай-ка лучше я, — предложила Кэти Эстелле. — Ты, наверное, пробежала сегодня немало миль, А я не очень-то утомилась с этими овцами.
— Всё в порядке, спасибо, Кэти, — сказала Эстелла. — Я наотдыхаюсь, когда поем.
— Иди, иди, отдыхай, — настаивала Кэти. Она почувствовала вдруг, что стоявшая у плиты Джулия повернулась на мгновение и посмотрела на неё.
После еды они сидели и разговаривали. Одновременно девушки шили, а парни точили ножи.
Потом Чарли поднялся и стал тревожно ходить по комнате. Одна стенка коттеджа была покрыта чистой белой штукатуркой. Чарли начал с мрачным видом царапать эту стенку. Потом вытащил из плиты горящую ветку и задул пламя. Комната с низким потолком заполнилась дымом.
— Чарли, бога ради! — закричала Эстелла.
Чарли продолжал водить по стенке обугленным концом ветки. Все продолжили разговор, решив не обращать на него внимание.
— Хорошо бы опять устроить вечеринку, как раньше, — щебетала Эстелла. — Правда, Чарли, — окликнула она его. Юноша по-прежнему что-то чертил на стене. — Чарли! Что ты делаешь?
Эстелла подошла к стенке:
— О, смотрите! Вот это здорово!
Все вышли из-за стола. Эрни держал в руке свечу. На стенке Чарли нарисовал унылую улицу с полуразрушенными домами — таких они видели десятки, сотни, чуть ли не тысячи…
— Потрясающе, Чарли!
— Нарисуй ещё что-нибудь!
Чарли пожал плечами:
— В школе у меня всегда было хорошо с рисованием. А сейчас получилось что-то не то. Я не так хотел сделать. Но ничего, вот набью руку и тогда…
Все лето они двигались на север и к концу июля были уже в горах. Перезимовали в большом отеле, которым владел местный ганг. Плату за жильё здесь не брали, но требовали, чтобы парни участвовали в охране, а девушки — в кухонной работе.
Вот здесь-то мрачным январским днём, когда в три пополудни было уже темно, Кэти родила ребёнка.
Всем было страшно. Но все понимали, что Эрни-второй — это начало.
