вмешательство властей, как вы и говорили. Они постоянно отбирали у меня моих цыплят. Я всегда очень сильно переживала такие моменты. Детки хотели вернуться к своей мамочке, их ни разу не прельстили новые дома и приемные родители, которые забирали моих птенцов только ради денег. — Она обняла себя руками, словно ей вдруг стало зябко. — Они всякий раз сбегали назад ко мне. И без конца появлялись на пороге, словно в них вставляли какой-то механизм. Они были какие-то заводные, и неважно, сколько раз их забирали, столько же раз они убегали. Городской совет пытался сделать все, чтобы разлучить нас. Один раз мне даже пригрозили тем, что переселят в однокомнатную квартиру. — Она презрительно фыркнула. — Опять эти притеснения, как вы правильно заметили. Я помню, как однажды…
Матушка О'Брайен говорила без остановки, не заставляя Роз прибегать к наводящим вопросам. Так незаметно пролетело три четверти часа. Роз была поражена, способностью этой женщины болтать, не уставая. Половину того, что она успела доложить Роз, журналистка попросту пропускала мимо ушей, в основном потому, что Матушка постоянно повторяла одно и то же: ее безупречные сыновья всякий раз становились жертвами полицейского произвола. Даже самый доверчивый слушатель вряд ли смог бы спокойно проглотить такую информацию. И все же всякий раз, когда она говорила о своей семье, в ее голосе слышалась такие искренние преданность и любовь, что Роз невольно подумала: а так ли жестока и груба эта женщина, как рассказывала о ней Лилия Гейнсборо? Конечно, она постаралась выставить себя несчастной жертвой обстоятельств, находящихся вне ее компетенции, но Роз так и не смогла понять, верила ли во все это сама миссис О'Брайен или же сейчас она говорила те слова, которые хотела услышать журналистка. В любом случае, Роз отметила, что эта старушка оказалась куда умнее, чем казалось на первый взгляд.
— Хорошо, миссис О'Брайен, — наконец, заговорила Роз. — Давайте посмотрим теперь, насколько правильно я вас поняла. У вас две дочери, обе они сейчас матери-одиночки, так же, как и вы, и обеих в настоящее время приютил городской совет. Кроме того, у вас семь сыновей. Трое сейчас находятся в тюрьме, один живет у подружки, а трое — здесь, в вашем доме. Старшему — Питеру — тридцать шесть, младшему — Гэри — двадцать пять. — Она присвистнула. — Это что-то! Девять детей за одиннадцать лет.
— Два раза у меня рождались близнецы: мальчик и девочка. Да, мне пришлось нелегко.
«Просто сила привычки», — подумала Роз, а вслух спросила:
— И вы действительно хотели иметь столько детей? Не могу себе представить, как можно жить, имея на руках девять малышей!
— А кто меня об этом спрашивал, милочка? В те времена аборты были запрещены.
— Почему же вы не использовали противозачаточные средства?
К удивлению журналистки, пожилая женщина внезапно залилась краской.
— Я так и не смогла в них разобраться. Мой старик попробовал один раз надеть резинку, но ему это не понравилось. Старый болван! Ему все мои проблемы были до лампочки.
Роз хотела спросить Матушку, почему она не использовала женские противозачаточные средства в те трудные времена, когда страну охватила инфляция. Но она вспомнила, что миссис О'Брайен не умела читать, а так как по природе она была стеснительна и вряд ли осмелилась спросить, как пользоваться теми или иными средствами, то все они оказались бы бесполезными. «Господи! — пронеслось в голове у Роз. — Подумать только: немного образования могло сэкономить стране целое состояние, если рассматривать только эту отдельно взятую семью».
— Ну что ж, зато теперь в доме есть мужчины, — добродушно заметила Роз. — Я видела у вас возле дома мотоцикл. Наверное, он принадлежит одному из ваших сыновей?
— Он куплен и оплачен, — послышался воинственный клич Матушки. — Он принадлежит Гэри. Мой мальчик буквально помешан на мотоциклах. Были времена, когда у троих сыновей были мотоциклы, теперь остался только у Гэри. Они у меня все работали курьерами в одной компании, пока к ним не стали приставать полицейские, это не понравилось начальству, и их уволили. Опять гонения, это же так очевидно. Как же человек сможет работать, когда легавые машут своими документами под носом у хозяина? Конечно, с мотоциклами пришлось расстаться. Они купили их в рассрочку, но не смогли выплачивать взносы после того, как потеряли работу.
Роз сочувственно покачала головой.
— И когда же это произошло? Не так давно?
— В тот год, когда бушевали ураганы. Я помню, в тот самый день, когда ребята пришли домой и рассказали мне о том, что их выгнали с работы, у нас в доме отключили электричество. И нам пришлось весь вечер сидеть при свечах. — Она сжала губы. — Это был ужасный вечер и такая же угнетающая, безрадостная ночь.
Роз пыталась оставаться спокойной и не показывать своих эмоций. Может быть, Лилия оказалась права, а Хэл — нет.
— Я помню тот год. 1987, когда с самого начала нас преследовали ураганы.
— Совершенно верно. Если вы не забыли, буквально через два года все повторилось. И снова у нас отключали электричество по неделе, а никакой компенсации потом за неудобства не выплатили. Я тогда обращалась в компанию, но они грубо ответили, что если я не заплачу за свет как положено, они вообще отключат мне линию.
— Неужели полиция потом так и не объяснила, за что были уволены ваши ребята? — удивилась Роз.
— Еще чего! — презрительно фыркнула Матушка. — Они нас постоянно притесняют, я уже говорила, и делают это безо всяких объяснений.
— Как долго работали ваши мальчики в этой компании?
Пожилая женщина подозрительно взглянула на журналистку.
— Почему это так вас вдруг заинтересовало?
Роз простодушно улыбнулась.
— Только потому, что как раз в тот момент, когда трое членов вашей семьи занялись серьезным делом и собирались забросить старые занятия, их уволили. У нас был бы прекрасный эпизод, если объяснить по телевидению, что ребят лишили этой возможности только из-за вмешательства полиции в семейные дела. Я полагаю, они работали где-то неподалеку?
— В Саутгемптоне. — Матушка горестно усмехнулась, и ее губы приняли форму перевернутой подковы: — Фирма называлась «Уэллс-Фарго», а руководил ей какой-то отвратительный и грубый ковбой.
Роз сдержала улыбку.
— Он до сих пор остался в компании?
— Наверное. А теперь наше время истекло. Ровно час.
— Спасибо, миссис О'Брайен. — Роз постучала пальцем по магнитофону. — Если продюсерам понравится наша беседа, мне, возможно, придется вернуться сюда еще раз и поговорить с вашими сыновьями. Как вы думаете, это возможно?
— Почему и нет? Думаю, никто из них не откажется заработать по пятьдесят фунтов. — Матушка протянула руку.
Роз послушно вынула из бумажника две двадцатифунтовые банкноты и одну в десять и положила их на морщинистую ладонь.
— Я слышала, что городок Долингтон весьма знаменит, — как бы между прочим, заметила журналистка.
— Неужели?
— Мне рассказывали, что всего в половине мили от ваших домов некая Олив Мартин убила свою собственную мать и сестру.
— А, вы имеете в виду ее. — Матушка отмахнулась, поднимаясь со своего места. — Странная девушка. Когда-то я хорошо знала ее. Я убиралась у них в доме, когда Олив и ее сестренка были младенцами. Потом она увлеклась Гэри. Когда я их встречала, она всегда вела себя так, словно мой мальчик был для нее живой куклой. У них была разница в возрасте всего в три года, но зато она весила в два раза больше, чем мой костлявый коротышка. Странная девушка.
Роз сделала вид, что перекладывает вещи в кейсе, стараясь разместить в нем магнитофон.
— Наверное, вы все были просто шокированы, когда услышали об убийствах. Если, как вы говорите,
