– Это была игра. Мне надоело, что мои дела обсуждают так, словно меня там нет. С тем же успехом я могла лежать сейчас рядом с Матильдой. Их интересуют только деньги.
«Это несправедливо, – подумал Кейт. – Оба юриста из кожи вон лезли, сочувственно вникая в тяжелую ситуацию, в которой оказалась Сара. Однако она во всех видела лишь врагов. И во мне тоже?» Он повернул бокал и посмотрел, как приглушенный свет настенных ламп пробивается сквозь красное вино.
– Ты хочешь, чтобы Джек вернулся? Поэтому ты так злишься? Или просто ревнуешь?
– Разве можно просто ревновать?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Она вновь улыбнулась, но улыбка вышла горькой.
– Не знаю, Кейт. Я ревновала годы. Ревновала его к искусству, к женщинам, к таланту, ревновала к его способности ослеплять своим блеском каждого, кого он встречает. То, что я чувствую сейчас, не похоже на ту ревность. Может, она никуда не делась, но теперь к ней примешивается столько чувств, что ревность уже трудно определить. Кейт нахмурился:
– Что ты имеешь в виду: «способность ослеплять своим блеском каждого»? Я его терпеть не могу.
– Ты думаешь о нем. Большую часть времени с раздражением и злостью, но все-таки думаешь. Ты о многих мужчинах столько размышляешь? Полицейский, расследующий дело, очень хорошо сказал: «Он оставляет после своего ухода вакуум». – Сара выдержала взгляд Кейта. – Это одно из лучших описаний Джека и одновременно истинная правда. Сейчас я живу в вакууме; впервые в жизни я не знаю, что делать, и меня это пугает.
– Тогда обруби концы и оформи развод. Начни все сначала. Путает неопределенность. Определенность же – никогда.
Со вздохом Сара отодвинула тарелку в сторону.
– Ты говоришь, как моя мать. У нее тоже есть наставление на каждый случай. Попробуй сказать приговоренному человеку, что определенность не пугает. Вряд ли он с тобой согласится.
Кейт знаком попросил у официанта счет.
– Хотя я рискую вновь подмочить свою репутацию, но все же советую тебе погулять вдоль моря, чтобы выкинуть темные мысли из головы. Чувства мешают тебе размышлять разумно. В подобное время лучше помнить две вещи: первое – это ты попросила Джека уйти, а не наоборот; и второе – у тебя были на то веские причины. Не важно, насколько одинокой и покинутой ты себя чувствуешь сейчас, самое главное – вы с Джеком больше не можете жить как муж и жена. Мой совет – найди нормального мужа, который поддержит тебя в трудную минуту.
Сара неожиданно рассмеялась:
– Ну, на это мало надежды. Всех нормальных уже разобрали.
– И кто виноват? У тебя был шанс, но ты предпочла его упустить.
Кейт отдал официанту кредитную карточку и перевел взгляд на Сару:
– Думаю, ты так никогда и не узнаешь, как мне было больно. Правда, возможно, сейчас ты чувствуешь нечто подобное.
Сара ответила не сразу.
– И кто из нас теперь сентиментальничает? – сказала она наконец, однако Кейту показалось, будто глаза Сары снова увлажнились. – Ты забыл, что по-настоящему захотел обладать мной, только когда потерял. А было уже поздно.
«Самое ужасное, – подумал Кейт, – что она права».
В ответ на звонок Кейта входная дверь в «Кедровом доме» приоткрылась на несколько дюймов. Юрист дружелюбно улыбнулся.
– Миссис Лассель?
Небольшая складка перерезала ее лоб.
– Да.
– Я адвокат Джека Блейкни. Мне сказали, он живет здесь. Джоанна не ответила.
– Могу я войти и поговорить с ним? Я специально приехал из Лондона.
– Его сейчас нет.
– Вы знаете, где его можно найти? Это очень важно. Она неопределенно пожала плечами.
– Как вас зовут? Я передам Джеку, что вы заходили.
– Кейт Смоллетт. Джоанна закрыла дверь.
Вайолет Орлофф помахала Кейту из-за угла дома, когда он уже направился к своей машине.
– Вы только не подумайте, что я лезу не в свое дело, – прошептала она, – но я случайно услышала ваш разговор. Она сейчас в странном настроении, ни с кем не говорит, а раз вы приехали из самого Лондона...
Кейт кивнул:
– Так и есть. И если вы скажете, где Джек Блейкни, я буду очень вам признателен.
Вайолет бросила нервный взгляд на входную дверь в «Кедровом доме», потом быстро кивнула на тропинку, заворачивающую за дальний угол дома.
