Полицейский изобразил на лице что-то вроде заинтересованности, и в тот же момент Дикон вынужден был признать, что никаких подробностей этого происшествия он сообщить не может. Ничего кроме пьяного бреда Билли, сказанного однажды вечером, когда зеленый змий в очередной раз извивался в его голове.
— Вы не могли бы уточнить пол жертвы, сэр? Это был мужчина или женщина?
— Я не знаю.
— Имя и фамилия?
— Тоже не знаю.
— Где произошло убийство?
— Понятия не имею.
— Когда?
— Неизвестно.
— Ну, тогда простите, мне кажется, что мы вряд ли сможем чем-нибудь помочь.
После этого Дикон съездил к Вестминстерской дамбе, туда, где приставали прогулочные катера. Он тщетно старался найти хоть кого-нибудь, кто бы знал о художнике, рисовавшем на асфальте и зарабатывавшем на жизнь подаяниями туристов. Дикона сразил враждебный и суровый вид зимней реки. Он молча наблюдал, как тихо плещутся у яхт и катеров волны, какой черной и таинственной кажется речная глубина. Ему вспомнилось, как Аманда говорила, что Билли предпочитал всегда находиться как можно ближе к Темзе. Но почему? Что привязывало его к этой великой артерии в самом сердце Лондона? Майкл наклонился и принялся вглядываться в воду.
По набережной шла старушка, но, завидев Майкла, остановилась и назидательно произнесла:
— Безвременная смерть никогда не может быть правильным решением проблем, молодой человек. Она ставит больше вопросов, чем дает ответов. А вы учли тот факт, что, возможно, что-то ожидает вас на другом берегу, а вы просто еще не совсем готовы встретиться с неизвестным?
Он повернулся к женщине, не зная, как поступить: обидеться или показаться тронутым такой заботой.
— Все в порядке, мэм, — улыбнулся он. — Я вовсе и не собирался убивать себя.
— Возможно, не сегодня, — заупрямилась старушка, — но такие мысли уже когда-то приходили вам в голову. — Она вела на поводке крошечного белого пуделя, который при виде Майкла тут же принялся отчаянно вилять своим коротким хвостиком. — Я сразу отличаю тех, кто уже подумывал об этом. Они ищут ответы, которых просто не существует, потому что Господь решил пока что не все открывать человеку.
Дикон присел на корточки и почесал песику за ушами:
— Я думал о своем приятеле, который убил себя полгода назад. И вот у меня возникла мысль: а почему он не утопился в реке? Это было бы куда более безболезненным, чем то, как он с собой поступил.
— А вы бы все равно думали о нем, если бы его смерть оказалась быстрой и безболезненной?
Дикон выпрямился:
— Очевидно, нет.
— Тогда вот, наверное, почему он и выбрал другой способ.
Майкл достал бумажник и вынул оттуда первую фотографию Билли:
— Вы, наверное, видели его. Он рисовал на асфальте летом. Обычно это была сцена Рождества Христова, а под ней надпись «Благословенны будут бедные». Вы узнаете его?
Старушка некоторое время изучала худое изможденное лицо Билли.
— По-моему, да, — медленно произнесла она. — Разумеется, я помню того мужчину, который всегда изображал Святое Семейство. Похоже, что это он и есть.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним?
— Нет. — Она вернула Майклу снимок. — А что бы я могла ему сказать?
— Да, но со мной вы остановились побеседовать, — напомнил Дикон.
— Потому что мне показалось, что вы меня выслушаете.
— А он бы не стал?
— Я это знала наверняка. Ваш друг хотел только страдать.
У Майкла имелся еще один ничтожный шанс: вероятность того, что Билли все же был когда-то учителем. Дикон сделал еще один шаг в своих поисках, выяснив, что в стране не существует общего списка учителей, и поэтому ему надо было искать другие пути. Он хорошенько угостил и от души напоил своего знакомого, работающего в штабе Национального Союза Преподавателей, а потом изложил ему свою просьбу. Майкл надеялся, что по спискам Союза можно будет установить тех педагогов, которые в последние десять лет бросили свою работу без видимых на то причин.
— Да вы, наверное, решили надо мной подшутить, — с любопытством в голосе предположил знакомый. — Вы вообще представляете себе, сколько учителей в стране и какая при этом наблюдается текучесть кадров? Последний подсчет показал, что сейчас на полной ставке работает более четырехсот тысяч педагогов, и это не считая, разумеется, университетов. — Он отставил в сторону тарелку. — И что означает ваше «без видимых причин»? Вы имеете в виду разочарование в профессии и последующую депрессию? В наши дни это явление нередкое. Потеря трудоспособности и инвалидность, полученная в результате нападения на улице пятнадцатилетних головорезов? Это, к сожалению, происходит чаще, чем мы предполагаем. В настоящий момент, как мне кажется, неработающих учителей даже больше, чем работающих. Кто добровольно пойдет трудиться в среднюю школу, если можно получить более выгодное предложение? Да вы просите меня отыскать вам иголку в стоге сена! Кроме того, вы, наверное, позабыли об Акте Защиты Данных, в котором говорится, что даже если бы я и обладал подобной информацией, то был бы не вправе поделиться ею с вами.
— Но человек, о котором идет речь, уже полгода как умер, — напомнил Дикон, — поэтому вы не сможете выдать мне никаких конфиденциальных сведений. Кроме того, он перестал учительствовать минимум четыре года назад. Вы просто посмотрите списки членов вашего Союза в промежутке, скажем, с 1984 по 1990 годы. — Неожиданно Майкл улыбнулся. — Ну, хорошо. Если честно, то я и не рассчитывал на многое, хотя и упускать такую возможность себе не позволил.
— Я могу сказать еще и другое. Ваш шаг был заранее обречен на провал, вне зависимости от меня. Вы же не знаете ни его имени, ни места рождения. Сомнительно, состоял ли он вообще в нашем Союзе. В стране их существует несколько, а многие учителя предпочитают вовсе не вступать в них.
— Я все понимаю.
— А если говорить еще серьезней, то вы ведь не знаете даже того, был ли он вообще когда-нибудь учителем. Вы делаете вывод о его профессии только из-за того, что он мог цитировать стихотворения Уильяма Блейка. — Собеседник Майкла дружелюбно улыбнулся. — Сделайте мне одолжение, Дикон, займитесь чем-нибудь еще. Я простой, загруженный работой, мелкий сотрудник Союза, к тому же имеющий крохотную зарплату и не являющийся ясновидцем.
Дикон рассмеялся:
— Хорошо, вы меня убедили. Я, пожалуй, был неправ.
— А почему это для вас так важно? Вы даже не объяснили мне.
— Может быть, и не важно.
— Тогда почему вы так стараетесь выяснить, кем он был?
— Мне любопытно узнать, что побуждает образованного человека довести себя до саморазрушения.
— Понятно, — сочувственно произнес клерк. — Значит, это дело сугубо личное.
Откуда: Лондон ЕС4, Флит-стрит, «Стрит»
Кому: Доктору Генри Ирвину
Куда: Лондон sw10, госпиталь святого Петра
Дата: 10 декабря 1995 года
Уважаемый доктор Ирвин!
Вас рекомендовали мне как специалиста, обследовавшего одного из заключенных в Брикстонской тюрьме в 1991 году. Его звали Билли Блейк. Возможно, в июне этого года Вы читали в газетах о том, что он умер от истощения в частном гараже в районе лондонских доков. Меня заинтересовала его история, которая кажется весьма трагичной. Я хочу узнать, не имеется ли у Вас какой-либо информации, которая поможет
