Сыграй ещё раз, Сэм

— Пожалуй, тут вы правы, — согласился Рик.

Рено с благодарностью кивнул.

— Мсье женераль, однако, видит это дело немножко иначе, — продолжил он. — Для него возрождение славы и чести Франции первостепенно. Когда Германию разобьют, Франция должна стать и станет сильнейшей державой на континенте. Никакой иной результат неприемлем.

— Меня это не колышет, — сказал Рик. — Вообще говоря, пока вы не пришли, мы с Сэмом как раз вспоминали о Париже в старые добрые денечки. Правда, Сэм?

— Можно и так сказать, — откликнулся Сэм.

— Ну так в чем загвоздка? — спросил Рик капитана.

— Загвоздка, — ответил Рено, — в том, что любые операции, проводимые в Центральной Европе под руководством английской разведки, отвечают и французским интересам. Поэтому агенты Resistance отслеживают всех известных деятелей МИ-6 в Лондоне.

Рик рассмеялся:

— Иначе говоря, ваши шпионят за теми самыми парнями, которые пытаются вышибить немцев с Елисейских полей обратно на Унтер-ден-Линден.

— Можно выразиться и так, — подтвердил Рено.

— Все как в былые дни в Нью-Йорке, — пробормотал Сэм.

— Как вы, французы, говорите, — plus са change…?[50]

— Рики, вы меня разочаровываете, — сказал Рено. — Столько времени провели во Франции и в Касабланке, и все равно ваше произношение оставляет желать много лучшего.

— Мерси, не сомневаюсь, — сказал Рик.

Несмотря на шуточки, Рено начал мяться. Разумеется, двойная лояльность была ему не чужда, но он предпочел бы, чтобы лояльности четко разделялись, а не толкались боками, как сейчас.

— Ба, а время-то! — воскликнул он, поднимаясь. — Боюсь, я был столь непредусмотрителен, что назначил на сегодняшний вечер маленькое свидание. Чай в «Савое».

Рик улыбнулся — скорее гримаса, чем довольная ухмылка:

— С плюшками, конечно.

— Если случатся в наличии, — хитро усмехнулся Рено. — Никогда же не знаешь.

— Информация, Луи. Нам нужно больше информации, — сказал Рик в спину уходящему французу.

На улице Рено поймал такси и задумался. После воссоединения с Ильзой Лунд в Касабланке его друг начал проявлять тревожную склонность к нравственным метаниям. Что ж, женщины заставляют мужчин чудить, и к тому же никто не идеален.

У Рено, впрочем, дела шли. Хотя кое-кто из членов Сопротивления отнесся к новообращенному борцу за свободу с понятным скепсисом, его причастность к гибели майора Штрассера и драматичный побег из Касабланки подтверждали его bona fide.[51] Не могло быть лучшей рекомендации, чем убийство офицера гестапо и уничтожение машины, набитой его подручными, и хотя Рено не мог с чистой совестью сказать, будто то или другое сделал он сам, одной его причастности хватило.

Новости о прибытии в Лондон Виктора Ласло не ускользнули от Сопротивления, и когда там узнали, что Рено был знаком с Ласло в Касабланке — и фактически помог борцу за свободу Чехословакии бежать, — для него обозначилась миссия.

— Мсье Рено, мы более чем охотно принимаем вас, — сказал ему глава Подполья, известный под прозвищем Рауль. — С вашей осведомленностью о деятельности вишистских преступников в Северной Африке вы уже сообщили нам ценные сведения. Несомненно, вам будет приятно узнать, что несколько предателей уже поплатились жизнью: у нас длинные руки, а месть наша страшна.

Рауль отчаянно сосал погасший «голуаз». Он носил длинные волосы на манер интеллектуалов с левого берега, и Рено легко представил, как Рауль, сидя в «Лё Прокопе»[52] и куря одну за одной, спорит с Жан-Полем Сартром. Потом Рено вспомнил, что Рауль искусный стрелок и подрывник; вряд ли о Сартре можно сказать то же самое.

— Виктор Ласло для нас загадка, — сказал Рауль. — Разумеется, мы слышали о нем и о его работе. Обращение, которому он подвергся в руках немцев в Маутхаузене, и его дерзкий побег заставляют нас еще больше им восхищаться, а фашистов — еще больше бояться его. Нам необходимо вступить с ним в контакт, прежде чем его найдут немцы.

— Для его пользы или для нашей? — спросил Рено.

— А вы как думаете? — ответил Рауль. — Ходят слухи, что чехи при активном участии британской разведки готовят крупную операцию — эффектный террористический акт, или диверсию, или убийство, — которая заставит весь мир вздрогнуть и обратить на чехов внимание. Ясно, что такой драматичный поворот будет иметь самые серьезные последствия для всех подпольных движений. — Рауль смолк, переводя дыхание. — Мы не знаем, что это будет, вот в чем беда. — Яростным взмахом он чиркнул спичкой о стену. Спичка вспыхнула, он прикурил. — Разумеется, мы желаем удачи нашим братьям по оружию в войне против Гитлера. Но есть границы даже для такой милой сердцу француза идеи, как братство.

Рауль принялся мерить шагами комнату, которая находилась на третьем этаже викторианского товарного склада в районе доков. Ночь за ночью этот район жестоко утюжили бомбы люфтваффе, но Рауль, казалось, почти не замечал этого и еще меньше тревожился.

— То есть? — спросил Рено.

Рауль фыркнул.

— В нашем мире сострадание необходимо, но даже у сострадания есть пределы. Один нищий пробуждает в людях сочувствие; дюжина вызовет лишь отвращение и презрение. Сейчас в Европе нищих больше чем достаточно — каждая побежденная и захваченная немцами страна. Как знать, может быть, вскоре их ряды пополнят Советский Союз и даже Англия. — Судя по тону, Рауль, похоже, не считал, что Англия под сапогом фашистов — такая уж трагедия. — Но в Европе может быть только одно Сопротивление. Только одно движение, к которому прикованы глаза и которому внимают уши всех свободных людей. Движение, которому закономерно адресовано сочувствие всего мира. И это движение должно быть и будет французским. Vive la Resistance![53]

— Vive la Resistance! — отозвался Рено.

Рауль прервал речь, чтобы отпить из стаканчика с бордо.

— А значит, нам необходимо узнать, что замышляют чехи. Возможно, то, что они планируют, нас не коснется ни в малейшей степени. С другой стороны, их планы могут серьезно повредить нашим собственным операциям.

— Я думал, у нас общий враг, — возразил Рено.

— Враг общий, это верно, — сказал Рауль. — Но не общие цели. Облик Европы после Гитлера — вот что заботит всех нас, но не все мы видим его одинаково. — Рауль затушил окурок и тут же прикурил новую сигарету. — Нам дела нет, что случится с Польшей, Чехословакией или даже Англией. Нам важно обеспечить будущее Франции. Кажется, нет нужды напоминать вам, что интересы и честь Франции стоят на первом месте, не так ли?

— Разумеется, — сказал Рено.

— Вот и отлично, — сказал Рауль. — Итак, ваше задание. Разузнайте об этом Ласло. Что он задумал? Что планируют чехи? Если вы знаете этого человека так хорошо, как утверждаете, это для вас не составит труда. Мы даже рассчитывали бы, что вы до некоторой степени внедритесь в эту операцию. Ваши сведения, разумеется, будут бесценны, а ваши услуги Франция в лице самого Генерала щедро вознаградит.

Рауль порывисто обнял Рено и расцеловал в обе щеки. Затем отступил и пристально поглядел на него.

— В то же время, если вы не справитесь с этой задачей, мы поймем, что ваша клятва в верности миссии Генерала — ложь и что вы, вероятно, в действительности вишистский агент, внедренный в наши ряды. — Глаза Рауля были как два маленьких черных куска холодного твердого угля. — И тогда волей- неволей вы перестанете быть нам полезным. Ясно ли я выражаюсь?

Рено с трудом сглотнул.