поверил в наше спасение!
И я потерял сознание.
II
Нелепая смерть
Сознание вернулось ко мне вместе с ночным холодом. Прошло не меньше получаса, прежде чем я обрел способность воспринимать окружающее. Вокруг царила вязкая темнота, нарушаемая мерным поскрипыванием уключин.
Мерцали звезды. Чьи-то руки поддерживали меня за плечи, по лицу струилась живительная влага. Мне доставила удовольствие мысль, что, может быть, это Ванда промывает морской водой рубец, оставленный веслом. Рана полыхала адским пламенем. Я попытался сесть, но, почувствовав страшное головокружение и тошноту, снова провалился в бездонную пропасть.
— Тише, не надо вставать, — услышал я голос Ванды, когда снова пришел в чувство. Голос показался мне мягким и нежным, хотя чуть сипел от жажды, как, впрочем, и у каждого из нас.
Не оставалось ничего другого, как последовать ее совету. Я лежал на дне лодки и глядел на звезды. Ночь была безлунной; небо усеивали мириады сверкающих точек. Они равнодушно взирали на нас с невообразимой высоты, но их холодный свет, как ни странно, ободрял меня. В их сверкании мне чудилось нечто родственное: как наша шлюпка, затерявшаяся в необъятном океане, одиноко плыли они по безбрежному небу без надежды обрести пристанище.
Я поднял руку, чтобы дружески помахать звездам. Пальцы задели что-то мягкое.
— Ох! — послышался возглас. — Кто это дерется?
— Простите, я не нарочно. Пытался протянуть руку к звездам.
Сказав это, я все же предпринял попытку сесть. Успех на этот раз был со мной. Некоторое время я боролся с головокружением; звезды выписывали перед глазами замысловатые круги, от которых пришел бы в восторг любой астроном.
— Протянуть руку к звездам? Похоже, у него начинается бред, — пробормотала Ванда, поддерживая меня под локоть. Свободной рукой она все еще потирала ушибленный подбородок.
— Нет-нет, я чувствую себя превосходно, — торопливо заверил я ее.
Судя по ее лицу, смутно белевшему в темноте, мои слова не слишком ее убедили.
— Это была шутка. Андерсон уже утихомирил Сантоса? — постарался я переменить тему разговора.
Ванда не отвечала.
— В чем дело? Почему вы молчите?
Ее рука, сжимавшая мой локоть, затрепетала. Я ясно почувствовал эту дрожь, однако, когда Ванда заговорила, го нос ее казался спокойным.
— Сантоса больше нет. Он погиб.
Я был потрясен.
— Как это произошло?
— После того как он ударил вас, Дэйв выхватил у него весло, но не удержал равновесия, лодка накренилась, и оба упали в воду. Гленк бросился на помощь, однако за бортом был только Андерсон. Его втащили в лодку. Мне показалось в этот момент, что я вижу выныривающего Сантоса, но, должно быть, я ошиблась — Сантос так и не появился на поверхности.
— Акулы не дадут ему утонуть, — вырвалось у меня.
Ванда промолчала. Внезапно я почувствовал неимоверную усталость. Что за глупая смерть! Мы все так или иначе погибнем: испечемся на солнце, впадем в безумие от жажды и изобилия воды, которую нельзя пить, или же нас доконает голод. Но отправиться в пасть акуле только потому, что кто-то сомневается в правдивости твоих слов, — глупее ничего не придумаешь. Даже наши политики поступают умнее.
Должно быть, я размышлял вслух, так как услышал слова Ванды:
— Тут нет вашей вины. У каждого из нас нервы на пределе. Сантос сорвался первым; ему казалось, что спасение близко, и сама мысль, что это не так, была для него невыносима.
— Он в самом деле видел землю?
— Трудно сказать… Пит утверждает, что в радиусе пятисот миль не найти даже скалы. Ближайшая земля — остров Пасхи. Я о таком и не слышала.
— Остров Пасхи? — я покопался в памяти. — Вулканический островок площадью в полторы тысячи акров в двух тысячах миль к северо-западу от Чили. Несколько лет назад на нем обнаружили множество каменных истуканов неизвестного происхождения. Увы, нам до него никогда не добраться.
— Гленк говорит, что это и не потребуется. В южных широтах острова, случается, исчезают и появляются сами собой. Не исключено, что землетрясение, погубившее «Ребу», образовало поблизости новый остров, и Сантос мог оказаться прав, когда утверждал, что видит впереди землю.
— Теперь ему уже все равно. Мне, впрочем, тоже, если говорить откровенно. Воображаю себе этот свежеиспеченный утес, только-только со дна морского. Ослизлые бока, расселины, залепленные отменной аспидно-черной грязью… Желаешь подкрепиться — отведай вкусных морских водорослей, хочешь попить — к твоим услугам несколько лужиц солоноватой водицы.
Я мог бы еще долго продолжать в том же духе, но тут чей-то грубый голос рявкнул:
— Заткнись, или опять схлопочешь веслом по башке!
Удивительно, как быстро люди привыкают к насилию.
Это был не кто иной, как Гленк. Он и Пит сидели на веслах в нескольких футах от меня, а я, признаться, начисто позабыл об их существовании, увлеченный беседой с мисс Вандой.
Итак, нас осталось пятеро. Одним лишним ртом меньше, сказал бы я, если бы у нас было что делить. Четыре мужчины и девушка — подходящая компания для морской прогулки. Судьба связала нас помимо нашей воли, и с этим приходилось считаться. Против общества Ванды я нисколько не возражал, но от трех головорезов можно было ожидать любой неприятности.
Признаться, в эту минуту я и сам не мог разобрать, хочу ли добраться до острова, если таковой существует, или не хочу. Неизвестно, что нас там ожидает. Впереди мне виделись одни лишь невзгоды, независимо от того, что озарят лучи утреннего солнца: безжизненную поверхность океана или же забытый Богом каменистый клочок суши.
III
Остров-оборотень
Меня разбудили возбужденные голоса. С трудом я разлепил воспаленные веки.
Солнце еще не взошло. Честно говоря, в эту ночь я спал не слишком крепко: часто просыпался, смотрел на звездный ковер над головой, слушал, как вскрикивает во сне Ванда, и опять погружался в беспокойную дрему. Обычно я не могу похвастать красочными сновидениями, но от кошмаров, что снились мне этой ночью, даже сфинкса прошиб бы холодный пот.
Понадобилось мучительное усилие, чтобы подняться: все тело ломило от долгого лежания на жестком днище шлюпки. Поразительно, как много может вынести один человек: мой язык распух от жажды, живот сводит голодная судорога, обожженная солнцем кожа мучительно саднит, глаза почти не видят от солнечных бликов, отражавшихся от глянцевой поверхности океана… Вдобавок голова раскалывается от боли. И тем не менее каким-то чудом я еще жив. Я украдкой поглядываю на Ванду, и ловлю себя на том, что завидую ей. Кажется, ей нипочем любые невзгоды. Быть может, я ошибаюсь, и она страдает не меньше моего, однако по ее виду этого не скажешь.
Восход уже окрасил горизонт на востоке в бледно-розовый цвет; на западе небо по-прежнему во
