Боже, он пытался начать здесь все заново?
Осмотревшись, Джим увидел все глазами Вина: две кучки одежды, двуспальная кровать, удобной разве что двенадцатилетнему, мебель, на которой повсюду стояли штампы «Доброй Воли», и на потолке всего одна лампа с трещиной на плафоне.
Не совсем подходит для «начать все заново», но, опять же, по сравнению с тем, где он был и что делал, считается и сон на лавочке в парке.
Джим прожигал взглядом телефон, ему был ясен исход разговора, если на другом конце провода старый знакомый голос.
Но, тем не менее, Джим набрал одиннадцатую цифру и нажал кнопку вызова.
Когда прекратились гудки, но голосовая почта не включилась, он произнес всего одно слово:
– Захария.
В ответ раздался лишь смешок человека, которого невозможно удивить, не в этой жизни.
– Ну и ну… никогда не думал, что снова услышу это имя.
– Мне нужна информация.
– Да что ты говоришь.
Джим сильнее вцепился в мобильник.
– Нужно всего лишь отследить номерной знак и личность установить. Да ты и в гребаном сне это сделать можешь, дерьма ты кусок.
– Да, именно так и надо просить, чтоб я что-то для тебя сделал. Безусловно. Из тебя изумительный дипломат.
– Иди на хер. Ты мне должен.
– Да ну?
– Вот именно.
Воцарилась тишина, но Джим знал, что собеседник оставался на линии: те спутники, которые правительство использует для таких людей, как его бывший босс, были достаточно мощными, чтобы поймать сигнал в самом, блин, центре Земли.
Снова раздался тихий смех.
– Прости, старый друг. Есть закон о сроках на долги, и твои прошли. Больше мне не звони.
Телефон умолк.
Джим с минуту смотрел на него, а затем бросил обратно на кровать.
– Кажись, это тупик, Пес.
Боже, что если Мария-Тереза какая-нибудь мошенница, и Вина просто развели?
Растянувшись на смятых простынях, он устроил Пса у себя на груди, потянулся к небольшому столику и нащупал пульт от ТВ. Поглаживая жесткую шерстку Пса, Джим направил пульт на крошечный телевизор напротив изголовья кровати, и большой палец завис над красной кнопкой с надписью «ВКЛ».
Он нажал на кнопку, и на стеклянном экране появилось изображение, превращаясь в четкую картинку. Парень в костюме вел женщину в длинном красном платье от лимузина к реактивному самолету. Он не узнал фильм, но, учитывая, что последние двадцать лет своей жизни он провел в основной части военных сил, времени на хождения по чертовым кинотеатрам было не так уж и много.
А когда смысл до него наконец-таки дошел, Джиму пришлось засмеяться. Очевидно, в «Красотке» шла речь о том, как проститутка и бизнесмен влюбились друг в друга. Он глянул на потолок:
– Кажись, в первый раз я все не так понял, да, ребята?
***
Тем вечером, когда Мария-Тереза зашла в Собор Святого Патрика, ее почти не слушались ноги, и проход до алтаря казался длиннее на милю. Когда она проходила мимо капеллы святых, направляясь к исповедальне, то остановилась у четвертой ниши. Фигуру благочестивой Марии Магдалены в полный рост сняли с пьедестала: несомненно, статую из белого мрамора забрали, чтобы очистить от пыли и осадка от ладана.
Разглядывая на пустое место, Мария-Тереза осознала, что окончательно решила уехать из Колдвелла.
Слишком много всего накопилось. Просто в ее жизни был не тот период, когда она могла увлечься мужчиной, а это уже случилось с Вином. Если не брать в расчет тех мертвых студентов, больше времени, проведенного с ним, пойдут ей только во вред, и она была свободна, способна в любой момент отправиться в путь…
Она напряглась, услышав скрип двери позади себя, но, когда оглянулась, рядом никого не оказалось. Как обычно, церковь и все скамьи в ней в основном были пусты – впереди молились две женщины в черных вуалях, а сзади на коленях сидел мужчина в бейсболке «Ред Сокс».
Пока она продолжала идти по проходу, тяжесть решения относительно отъезда из Колдвелла мучила ее. Куда она подастся? И сколько денег уйдет на то, чтобы придумать другую личность? И работа. Как с ней быть? В подобном бизнесе Трэз один такой, и «Железная Маска» была единственным местом, где она могла заниматься тем, чем занималась.
Вот только, как оплачивать счета?
Перед двумя исповедальнями стояла пара человек, поэтому ей приходилось ждать вместе с ними, один раз приветственно улыбнувшись, а затем отводя взгляд. Именно так все и проходит. Согрешившие не хотят разговаривать перед исповедью, и Марии-Терезе стало интересно, повторяют ли они мысленно свою речь так же, как и она.
Каковы бы ни были их проблемы, она посчитала, что может переплюнуть их в греховности. На раз- два.
– Привет.
Обернувшись, она узнала парня из молитвенной группы. Он был молчаливым, как и она, постоянный присутствовал, но редко открывал рот.
– Привет, – сказала она.
Он кивнул и уставился в пол, скрестив руки и прижав их к себе. Не понятно почему, но она заметила, что от него пахло ладаном, какой используют в церкви, и этот сладкий дымчатый запах ее успокаивал.
Они вместе сделали два шага, когда кто-то зашел внутрь… затем еще два шага… а следующей будет Мария-Тереза.
Когда из-за толстой бархатной шторки вышла женщина с покрасневшими глазами, настала очередь Марии-Терезы, и она на прощанье улыбнулась парнишке из молитвенной группы, прежде чем ступить в кабинку.
Когда она закрыла шторку и села, деревянная панелька отъехала в сторону, и по другую сторону разделявшей их медной перегородки показался профиль священника.
Перекрестившись, она тихо сказала:
– Простите меня, Отец, ибо я согрешила. Два дня прошло с моей последней исповеди.
Она замолчала, потому что хоть и проговаривала эти слова много, много раз, произносить их все еще было трудно.
– Говори со мной, дитя. Облегчи душу.
– Отец, я… согрешила.
– Каким образом.
Будто бы он не знал. Но смысл исповеди в озвучивании своих злодеяний; без этого не может быть ни отпущения грехов, ни облегчения.
Она прокашлялась.
– Я… была с мужчинами вне брака. И прелюбодействовала. – Потому что на некоторых из них были обручальные кольца. – И… я произносила имя Господа всуе. – Когда увидела, как Вин упал на землю около
