быстрее орудовал своими пальцами тогда, в квартире. Он посчитал, что имя «Девина» в модельном бизнесе было достаточно необычно, и что если забьет его в «Гугл» на своем ноутбуке, то найдет подружку Вина… и, чтоб вы знали, это оказалось не сложно. Хоть она в профессиональной сфере и не пользовалась фамилией, их с Вином сфотографировали вместе на сборе пожертвований для «Колдвелл Курьер Жорнал» около шести месяцев назад, и там он нашел ее фамилию – Эвейл.
– Она в палате 1253.
– Спасибо, мадам, – чуть поклонившись, сказал он.
– Пожалуйста. Просто поднимитесь на лифте у того сувенирного магазинчика.
Он кивнул и зашагал к лифтам. Около них в ожидании и разбившись на группы, стояла кучка людей, все они следили за маленькими экранами над тремя дверьми. Джим присоединился к толкучке.
Казалось, группа, стоящая справа, соревновалась с теми, кто расположился в среднем ряду.
Центральный лифт выиграл, и Джим забрался в него с остальными людьми. Присоединившись к борьбе за свободное место, он нажал нужную кнопку, а затем стал ориентироваться по цифрам на дисплее над головой.
Он вышел на двенадцатом и ничего не сказал дежурным на посту медперсонала. Он без осложнений зашел очень далеко, может, даже слишком легко, и сейчас проблемы ему не нужны. Черт, будет не удивительно, если около 1253 дежурит полиция… но копов там не было. Как и семьи или друзей, прохаживающихся туда-сюда.
Он тихонько постучал и заглянул внутрь.
– Девина?
– Джим? – раздался тихий голос. – Подожди минутку.
В ожидании, он осмотрел коридор. Тележка уборочного персонала стояла между палатой Девины и соседней, а буфет на колесиках ехал в его сторону. Когда он миновал Джима, запахло восковой фасолью и гамбургерами, и значит, развозили ланч. Повсюду сновали медсестры, а в дальнем конце коридора пациент в своей больничной сорочке делал крошечные шаги, держась за капельницу.
Похоже, он взял ее с собой специально, чтобы залить все косяки.
– Все, можешь заходить.
Он вошел в тускло освещенную палату, точно такую же, в которой лежал сам: бежевую, пустую, с огромной больничной кроватью посередине. Задернутые напротив шторы едва заметно шевелились, будто она только что их закрыла, наверное, чтобы он не разглядел ее лицо.
Которое представляло собой месиво.
Такое, что он даже на миг остановился. Ее прекрасные черты были перекошены из-за опухших щек, подбородка и глаз; губа разбита; а фиолетовые синяки на бледной коже были как пятна на свадебном платье – такими же скверными и печальными.
– Все так плохо, да? – сказала она, поднимая трясущуюся руку, чтобы прикрыться.
– Господи… Иисусе. С тобой все в порядке?
– Будет, я думаю. Они не выписывают меня из-за сотрясения.
Когда она натянула на себя тонкое одеяло, прикрывавшее ее тело, Джим присмотрелся к ее рукам. Костяшки пальцев не были сбиты.
И значит, она сделала это не сама, но и не сопротивлялась или, скорее всего, просто не могла оказать сопротивление.
Глядя на нее, Джиму казалось, что его решимость покачнулась, словно пытаясь найти ровную поверхность. Что если… нет, Вин не мог такого сотворить. Или мог?
– Мне так жаль, – прошептал Джим, пристроившись на краю кровати.
– Мне не стоило рассказывать ему о нас с тобой… – Она вытащила салфетку «Клинекс» из коробки и осторожно промокнула им слезы. – Но меня заела совесть, и я… не ожидала такого. Он еще и помолвку расторгнул.
Джим нахмурился, поскольку последнее, что он слышал, так это то, что парень собирался с ней порвать.
– Он сделал тебе предложение?
– Вот почему я должна была ему рассказать. Он встал на колено и спросил меня… и я сказала «да», но затем мне пришлось рассказать ему, что произошло. – Девина наклонилась и схватила его за руку. – Я бы держалась от него подальше. Ради собственной же безопасности. Он в ярости.
Вспомнив лицо парня, когда тот говорил, что голубое платье Девины пахнет одеколоном другого мужчины, не сложно было представить, что это правда. Но что-то в этой ситуации просто не складывалось, хотя сложно так думать, глядя на лицо Девины… и ее руку.
На ней была куча синяков в форме мужской ладони.
– Когда они тебя выписывают? – спросил он.
– Сегодня, скорее всего. Боже, мне так неловко, что ты видишь меня в таком виде.
– Обо мне ты в последнюю очередь должна беспокоиться.
Наступила тишина.
– Можешь поверить, чем все закончилось?
Нет. Совсем не мог.
– Тебя забирает семья?
– Они приедут, когда меня будут выписывать. Они очень волнуются.
– Могу понять, почему.
– Дело в том, что я вроде как хочу увидеться с ним. Хочу… обговорить все это. Просто не знаю… И пока ты не начал меня судить, я в курсе, как это звучит. Мне следует просто уйти, увеличив дистанцию между нами, насколько это возможно. Но я не могу так легко сдаться. Я люблю его.
Крах ее надежд было так же тяжело вынести, как и состояние, в котором она находилась, и Джим взял ее за руку.
– Мне жаль, – прошептал он. – Чертовски жаль.
Она сжала его ладонь.
– Ты потрясающий друг.
Раздался резкий стук, и в палату зашла медсестра.
– Ну, как мы тут?
– Я лучше пойду, – сказал Джим. Встав на ноги, он кивнул медсестре и повернулся к Девине. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
– Дашь свой номер? Просто на случай… я не знаю…
Он назвал ей цифры, еще раз попрощался и вышел.
В коридоре он почувствовал себя так же, как и на многих своих военных заданиях: противоречивая информация, необъяснимые поступки, непредсказуемый выбор… все это он встречал и раньше, менялись лишь имена и местоположения.
Проанализировав то, что – как он знал – было правдой, обнаружилось много белых пятен, и вопросов возникло больше, чем нашлось на них убедительных ответов.
Войдя в лифт и наблюдая, как цифры на дисплее убывали вплоть до «L», Джим вспоминал тренировки и свой опыт: если не знаешь, что происходит, собирай информацию.
Он вновь подошел к справочному бюро, к маленькой старушке, и показал на двойные двери, через которые вошел в здание.
– Это единственный выход для пациентов?
Она улыбнулась в своей теплой манере, от чего у Джима сложилось впечатление, что женщина должна готовить действительно вкусные рождественские печенюшки.
– Да, большинство выходят отсюда. Особенно, если их забирают.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Джим вышел на улицу и осмотрелся. Было много мест, куда можно сесть и наблюдать за выходом, но маленькие скамейки между голыми деревьями, выстроившимися вдоль тротуара, – не особо хорошее прикрытие. И никаких углов, чтобы спрятаться.