убить меня. Верно?
— Мне нужна была помощь, которая дорогого стоила.
— Так, почему мы все еще говорим?
— Я больше не подчиняюсь приказам Матиаса.
Исаак нахмурился.
— Дурак. Сейчас он и за тобой откроет охоту. Если только ты не снесешь мне голову, здесь и сейчас.
Зажав сигарету между зубами, Джим вытянул ладони:
— Я безоружен. Обыщи меня.
Совсем неудивительно, что Исаак спрятал один из пистолетов и свободной рукой быстро осмотрел Джима.
Потом нахмурился еще сильнее.
— О чем, черт возьми, ты думаешь?
— Прямо сейчас? О… давай посмотрим. Прежде всего, что ты не должен сегодня драться. Думаю, ты пришел сюда не с попкорном и М&М. Вместо этого, я хочу, чтобы ты пошел со мной и позволил помочь тебе выбраться из страны целым и невредимым.
Голос Исаака был древним, когда он, покачав головой, произнес:
— Ты знаешь, я не могу доверять тебе. Прости, приятель. Но я не могу.
Гребаный ад.
Вся соль в том, что с парнем не поспоришь: в специальном подразделении, даже на заданиях бок о бок со своими соратниками, каждый сам за себя. Если же решаешь покинуть общину? Хватит мозгов, и ты не станешь доверять свою жизнь даже родной матери.
Затянувшись, Джим сосредоточился на лице мужчины, чувствуя, как жгучий импульс в его груди становился все горячее. Было сложно объяснить причину… но сейчас, когда он нашел Исаака, он не мог все бросить. Даже если это ставит под угрозу сражение с Девиной. Даже если Исаак не нуждается в его помощи. Даже если он подвергает опасности себя.
Исаака Роса нужно спасти.
— Извини, — услышал Джим свой голос. — Но я должен тебе помочь. И ты позволишь мне сделать это.
Глаза мужчины сузились в щелки.
— Что, прости?
Джим посмотрел в сторону двери. Появились Эдриан и Эдди и… они выглядели так, будто это было предопределено. Будто они знали, что Исаак покажется здесь. Что Джим поговорит с парнем. И что…
Запрокинув голову, Джим всмотрелся в темные небеса, вспоминая, как прошло его первое задание: никаких случайностей в цепочке событий. Все, кого он встречал, были вплетены в его задание. И ну-и-ну- мать-твою, было совсем несложно представить Матиаса, работавшего на Девину. Парень творил зло всюду, куда бы ни направился, он был ответственен за жестокость и обманы, которые вылепили мир в глобальном масштабе, а также навсегда изменили многие жизни.
Джим снова обратился к Исааку. Может, привязанность к этому солдату в самоволке была не просто страницей из его прошлого… Черт, Найджел, его новый босс, не казался легким в общении… И все же архангел мгновенно согласился, когда Джим объявил, что собирается найти Исаака: не та стратегия поведения, когда вы — капитан команды, а ваш куотербэк бежит к своей собственной линии ворот.
Именно та реакция, когда ваш парень находится точно там, где вы хотите его видеть.
Срань Господня… Исаак — его следующее задание.
Черт, то дерьмо, которое он сотворил над своим трупом, на деле оказалось гениальным ходом.
— Я понадоблюсь тебе, — заявил он.
— Я сам могу о себе позаботиться.
Когда Исаак собрался было уйти, Джим схватил его за руку.
— Ты знаешь, что не справишься в одиночку. Не будь упрямым ослом.
Последовало долгое молчание.
— О чем ты думаешь, Джим? — В глазах парня показалась обеспокоенность. — Ты вышел. Ты был свободен. Ты стал единственным, кто смог выбраться. Почему ты возвращаешься в эту адскую бездну?
Джим последовал логичной причине, в которую Исаак мог поверить… и которая была правдой; она просто не была единственной.
— Я должен тебе. Ты знаешь это. Я должен тебе за ту ночь.
Джим Херон был именно таким, каким Исаак его запомнил: большой, собранный, весь из себя деловой. Те же голубые глаза, те же коротко-стриженные светлые волосы, лицо как всегда чисто выбрито. Даже вечная «Мальборо» тихо дымилась в его руке.
Но что-то изменилось, было в нем что-то… не так. Однако перемены были в лучшую сторону.
Может, счастливый ублюдок на самом деле начал спать по ночам, а не держать оружие наготове и просыпаться от каждого шороха.
Боже, узнав, что Джим Херон покинул специальное подразделение, он не ожидал снова встретить парня… либо потому, что Матиас сказал ему «пока, пташка»[33], всадив пулю в лоб, либо потому что Джим осмотрительно будет держаться в стороне от всего, что имеет отношение к его прошлой жизни.
И, тем не менее, вот он, здесь.
Уставившись в глаза парня, Исаак с удивлением обнаружил, что верит — насколько это вообще возможно — что Херон пришел, желая помочь, считая себя должником за произошедшее в песках. К тому же, если сукин сын хотел убить Исаака, это произошло бы задолго до начала их милой болтовни.
— Если бы я пришел убить тебя, — пробормотал Джим. — Ты уже был бы мертв.
Бинго.
— Окей, — сказал Исаак. — Подержишь мои шмотки, пока я дерусь. Начнем с этого.
Ну, лицо Херона обрело выражение «черта-с-два»:
— Ты не можешь выйти на ринг. Помимо флаера, который я видел, и твоего ареста, на тебя могли повесить GPS жучок.
— Мне нужны деньги.
— У меня есть наличка.
Исаак посмотрел в сторону входа и заметил двух здоровых парней, торчащих у двери. Когда они приветственно подняли руки, он спросил:
— Они с тобой?
Джим казался удивленным.
— А, да. Со мной.
— Завел свою собственную команду? Ушел в свободное плавание?
— Можно и так сказать. Но мы говорили о тебе и том, что ты не будешь драться.
К черту это. Исаак не станет обворовывать своего адвоката на двадцать пять кусков, а на оставшиеся две тысячи долларов долго не протянешь. И хотя Матиас вполне мог послать на ринг своего человека, который мог убить Исаака на глазах сотни свидетелей и обставить все, как несчастный случай, какой у него был выбор? Он не станет чей-то благотворительной акцией… он давно это понял… и он также не собирается держать в должниках Джима, просто чтобы уравнять старый счет.
За десять минут он заработает тысячу, а, может, и две. А если его нашинкует заместитель Матиаса, который показался прошлой ночью? На самом деле, это не имело значения. Удрав из подразделения, он знал, что его ждут похороны. Он — словно неизлечимо больной: лекарство от ухода в самоволку было дрянным и, вполне вероятно, прикончит его, но, по крайней мере, он мог сам начать битву и погибнуть по своим правилам.
Остаться в специальном подразделении? Черт, он был мертв, хотя сердце его билось.
Он был настолько пуст, что с таким же успехом мог лежать в могиле.
— Я выйду на ринг, — произнес он. — И я дам тебе свои вещи, пока я в клетке. Такая помощь — максимум, что я смогу принять этой ночью.
