— Твою мать… — простонал кто-то.
— Этого не может быть! — прорычал другой.
Дверь кухни распахнулась, и вошла Бэт, держа в руках поднос с фруктами.
— Сейчас Мэри принесет еще кофе…
Рэт вскочил на ноги, уронив кресло. Он бросился к Бэт и, вырвав у нее из рук поднос, швырнул его на стол. Клубника и ломтики дыни разлетелись во все стороны.
— Послушай, какого…
Он не дал жене договорить и запечатал ей рот поцелуем, заваливая на спину на глазах у братьев. Не отрывая жадных губ, подхватил ее на руки. Тихо рассмеявшись, Бэт обвила ногами его бедра. Зарывшись лицом в волосы лилан, король выбежал из комнаты.
Новая волна встряхнула мужские тела. Зетист вцепился в край стола. Похоже, он был не одинок. Вишу повторил маневр, да так, что костяшки его пальцев побелели.
Белла… наверное, это она. Точно, она. Вошла в период охоты.
«А Хаверс ведь предупреждал, — вспомнил Зет. — Говорил во время осмотра, что — вот-вот».
Вашу мать… Женщина в период охоты. В доме с шестью мужиками.
Братья непременно озвереют, это лишь вопрос времени. Дело нешуточное.
Когда Мэри вошла в столовую, неся кофе, Рэйдж попер на нее, как танк, одним махом отправив кофейник на буфет. Он вжал ее всем телом в стену и так зарычал от страсти, что подвески на люстре зазвенели. Мэри всхлипнула от изумления и легонько застонала.
Рэйдж поднял ее на руки и вышел из комнаты.
Буч посмотрел на свои штаны и поднял голову, оглядывая остальных.
— Не хочу показаться невежливым, но все-таки спрошу: это не только у меня…
— Да, — процедил Ви сквозь зубы.
— Расскажите хоть, что происходит?
— Белла вошла в период охоты, — объяснил Ви, отбросив салфетку.
— Господи. Сколько еще до заката?
Фури посмотрел на часы.
— Почти два часа.
— Да за это время мы все рехнемся. У тебя осталась трава?
— Целый вагон. Буч, спасай себя сам — беги подальше от дома. Берлога не вариант. Кто бы подумал, что у людей тоже забирает! Но раз у тебя встал, то лучше проваливай, пока не засосало.
Новый толчок отшвырнул Зета на спинку стула. Бедра невольно дернулись вверх, отвечая на зов. Хриплые стоны вокруг подтвердили, что все Братство — по уши в этом. Сколь бы цивилизованными они ни притворялись — все были бессильны против зова женского тела. И чем дальше, тем хуже им придется.
Будь сейчас ночь, они разбежались бы кто куда. Но при свете дня они оказались в ловушке. Пока стемнеет, будет уже поздно. Пробыв даже короткое время в радиусе охоты, вампир просто не сможет заставить себя удалиться. Независимо от того, что прикажет мозг, тело будет бороться за право ответить зову. Рэт и Рэйдж нашли выход из положения, но остальные попались. Единственным спасением было — накуриться до бесчувствия.
А Белла… Господи боже мой… Ей будет больнее всех.
Опираясь на спинку стула, Ви потянулся из-за стола.
— Пойдем-ка покурим, Фури. А ты, Зет, отправляйся к ней.
Зетист закрыл глаза.
— Зет, ау? Так ты идешь обслуживать даму?
Зазвонил телефон, Джон оторвал взгляд от тарелки. Доггены Сэл и Регин ушли за покупками. Пришлось отвечать самому.
— Джон, это ты?
Тор звонил по внутренней линии из подвала. Джон свистнул в ответ и зачерпнул риса с имбирным соусом.
— Значит, так: школа на сегодня отменяется. Я сейчас обзваниваю всех ребят.
Джон опустил вилку и свистнул выше тоном.
— В тренировочном центре сейчас… сложности. Продолжим занятия завтра-послезавтра, смотря по обстановке. И раз такое дело, мы решили перенести визит к Хаверсу на сегодня. Буч заедет за тобой прямо сейчас. Договорились?
Джон коротко свистнул два раза.
— Вот и славно… он парень что надо, хоть и человек. Я ему доверяю.
В дверь позвонили.
— Похоже, это он… да, это Буч. Я вижу его на экране монитора. Послушай, Джон… Если вся эта терапия тебе не понравится, можешь больше не ходить. Никто тебя не заставляет.
Джон вздохнул и подумал: «Спасибо».
Тор тихо рассмеялся.
— М-да, я тоже считаю, что переживания — это фигня фигней… Ай! Уэлси, что ты творишь?
Он перешел на древний язык, потом снова заговорил в трубку:
— В общем, когда отстреляешься, пришли мне эсэмэску, договорились?
Джон дважды свистнул, нажал отбой и положил тарелку с вилкой в раковину.
Психотерапевт… тренировки… гори все пламенем. Хотя визит к мозгоправу перенести легче, чем многочасовые контакты с Лэшем. А тут — какие-то шестьдесят минут…
Джон схватил блокнот, куртку и направился к выходу.
Распахнув дверь, он увидел на пороге здоровенного мужика. Тот склонил голову набок и улыбнулся.
— Приветик, Джей-мен. Меня зовут Буч. Буч О'Нил. Я твой персональный шофер.
Ничего себе. Не Буч О'Нил, а парень с обложки «GQ». Черное кашемировое пальто, костюм в полоску, белая сорочка и обалденный алый галстук. Темные волосы лихо откинуты со лба. А черные ботиночки с красно-зеленой каемкой и золотыми мульками… определенно, от Гуччи.
Вот только физиономия явно не дотягивает до «мистера Совершенство». Нос сломан, и, судя по всему, не один раз, а глаза слишком уж проницательные и усталые, чтобы называться красивыми. Не человек, а взведенный пистолет. Острый ум и опасная сила, внушающие уважение. Что ни говори, смертоносная комбинация. Вылитый убийца.
— Джон? Все нормально?
Джон свистнул и протянул руку. Буч пожал ее и вновь улыбнулся.
— Так что? Поехали?
В голосе человека скользнуло сочувствие, словно его предупредили заранее о цели визита к Хаверсу.
Господи… Неужели все узнают?
Закрыв за собой дверь, Джон представил лица одноклассников, и его чуть не стошнило.
Они подошли к черному тонированному «эскалейду» с хромированными дисками. В салоне было тепло, пахло кожей и дорогущим одеколоном.
Буч завел двигатель и врубил музыку. По ушам ударил тяжелый рэп «Mystical». Джон смотрел в окно на снегопад, на пробивавшиеся сквозь тучи лучи закатного солнца и мечтал удрать подальше и от докторов, и от одноклассников.
— Что ж, Джон, — начал Буч. — Не буду врать, я в курсе, зачем мы едем в больницу. Должен признаться, мне в свое время тоже пришлось посещать аналитика.
Джон удивленно вскинул брови. Человек кивнул-
— Да, когда служил в полиции. Я десять лет расследовал убийства, а от такой работы легко сносит крышу. И регулярно какой-нибудь докторишка в очках лез мне в душу и все записывал в блокнот. Как я это ненавидел…
Джон глубоко вздохнул, подозревая, что ему придется не слаще.
— Но самое смешное…