— Привет, — сказал он, сверкнув передними зубами. Клыками.
Она улыбнулась.
— Ты рано.
— Не мог оставаться в стороне ни минутой больше.
Он вошел и закрыл дверь… и когда он ловко защелкнул замок, ее тело наполнилось теплом.
Он обошел стол и развернул ее кресло к себе, потом опустился на колени. Раздвинув ее бедра, расположился тесно между ними, его связующий аромат наполнил воздух, когда он уткнулся ей в ключицу. Вздохнув, она обняла его огромные плечи и поцеловала нежную кожу за ухом.
— Как ты, мой хеллрен?
— Сейчас намного лучше, жена.
Все еще держа его в объятьях, она перевела взгляд на стол. Там, среди документов, папок и ручек, стояла маленькая белая фигурка. Это была мраморная тонкой резьбы скульптура, изображающая женщину, сидящую по-турецки с обоюдоострым кинжалом в одной руке и совой — в другой.
Их сделала Бэт. Одну для Мэри. Одну для Бэллы. И одну для Мариссы. И одну королева оставила для себя. Значение кинжала было очевидным. Белая сова указывала на Деву-Летописицу, символ молящихся за сохранность своих мужчин-воинов.
Братство было сильным единым целым, вечной мощной силой в их мире. И женщины Братства были такими же. Сильными. Едиными. Мощная сила добра в их мире.
Крепко связанные вместе, как и их воины между собой.
Бутч поднял голову и посмотрел на Мариссу глазами, полными обожания. Свадебная церемония была завершена, и теперь ее имя было вырезано на его спине, у нее была законная и природная власть над его телом. Он охотно отдал ей контроль над собой, сдался ей с любовью. Он принадлежал ей, как всегда говорила глимера, это так прекрасно — быть по-настоящему связанными брачными узами.
Единственное, в чем эти придурки были правы.
— Марисса, я хочу тебя кое с кем познакомить, хорошо?
— Конечно. Прямо сейчас?
— Нет, завтра вечером.
— Хорошо, а с кем…
Он поцеловал ее.
— Ты все увидишь.
Всматриваясь в его карие глаза, она откинула назад его густые, темные волосы. Провела пальцами по бровям. Пробежалась кончиком пальца по его неровному, сто раз сломанному носу. Слегка тронула его сколотые зубы.
— Выгляжу потрепанным, да? — сказал он. — Но знаешь, парочка пластических операций и коронки, и я мог бы быть таким же красавчиком, как Рейдж.
Марисса снова взглянула на фигурку и подумала о своей жизни. И о жизни Бутча.
Она покачала головой и наклонилась, чтобы поцеловать его.
— Я бы не стала менять в тебе ничего. Ни единой черты.
Эпилог
Джойс О`Нил Рафферти была в жуткой спешке и раздражении, когда ворвалась в лечебницу. Ее сына Шона тошнило всю ночь, а ожидание врача-педиатра заняло три часа, прежде чем он смог их принять. Потом Майк оставил сообщение, что будет работать допоздна, поэтому у него не будет времени зайти в супермаркет по дороге домой.
Черт побери, в холодильнике и шкафу ничего на ужин не было.
Джойс прижала Шона к бедру и побежала по коридору, увертываясь от тележек с едой и колясок. По крайней мере, Шон сейчас спит, и его уже несколько часов не тошнило. Забота о капризном, больном ребенке, как и о матери, лишала Джойс последних сил. Особенно после такого, как сегодня.
Она постучалась в дверь комнаты матери, затем вошла. Одэлл сидела на кровати, перелистывая Ридерз Дайджест.
— Привет, мам, как ты себя чувствуешь? — Джойс подошла к креслу у окна, накрытому ногахидом. Она села, и подушки пискнули. Так же, как Шон, когда просыпался.
— Со мной все хорошо, — улыбка Одэлл была приятной. Глаза пустыми, как темный мрамор.
Джойс посмотрела на часы. Она останется еще на десять минут, а затем поспешит в Стар Маркет по дороге домой.
— Вчера ночью у меня был посетитель.
— Правда, мама? — Без сомнения, она закупится на неделю вперед. — Кто это был?
— Твой брат.
— Томас был здесь?
— Бутч.
Джойс замерла. И решила, что у матери были галлюцинации.
— Это хорошо, мама.
— Он пришел, когда вокруг никого не было. После наступления темноты. Он привел с собой жену. Она такая красивая. Сказал, что они поженятся в церкви. Я хочу сказать, что они уже муж и жена, но по ее религии. Забавно… я так и не догадалась, кто она. Может быть лютеранка?
Точно галлюцинации.
— Это хорошо.
— Он сейчас похож на своего отца.
— Да? Мне казалось, он единственный, кто не похож на отца.
— На своего отца. Не твоего.
Джойс нахмурился.
— Прости?
Лицо матери приняло мечтательное выражение, она выглянула в окно.
— Я никогда не рассказывал тебе о метели 69-го?
— Мама, вернемся к Бутчу…
— Мы все застряли в больнице, медсестры и врачи. Никто не мог выйти или уйти. Я была там два дня. Боже, ваш отец так волновался, что ему приходилось заботиться о детях самому, без меня.
На мгновение показалось, что Одэлл стала на много лет моложе, острой как гвоздь, ее глаза прояснились.
— Был один хирург. Ах, он так… отличался от всех остальных. Он был главным хирургом. Очень важным… Он был красив и не похож на других, и был очень важным. Пугающим. Его глаза, я до сих пор вижу их в своих снах.
Неожиданно, весь энтузиазм угас, из нее как будто выкачали воздух.
— Я была плохой. Я была плохой, очень плохой женой.
— Мама… — Джойс покачала головой. — О чем ты говоришь?
Слезы покатились по морщинистому лицу Одэлл.
— Вернувшись домой, я пошла на исповедь. Я молилась. Я так усердно молилась. Но Бог покарал меня за мои грехи. Даже схватки… схватки были тяжелыми. Я чуть не умерла от кровотечения. Все других роды проходили хорошо. Но не Бутч…
Джойс сжала Шона так сильно, что он начал протестующе вырываться. Тогда она ослабила хватку, попыталась успокоить его, и прошептала:
— Продолжай. Мама… продолжай говорить.
— Смерть Дженни была мне наказанием за то, что я была неверна и понесла ребенка от другого мужчины.
Шон издал вопль, голова Джойс закружилась от ужасного, страшного подозрения, что это было…
