— Правда? Каким образом?
— В основном, это были видения. Без временных рамок, просто события в случайном порядке. Я специализируюсь на смертях.
— Смертях?
— Да. Я знаю, как умрут мои братья. Только не знаю, когда.
— Господь… всемогущий. Это должно быть…
— Я и другие фокусы знаю. — Ви поднял ладонь, обтянутую перчаткой. — Например, вот это.
— Я собиралась спросить тебя об этом. Ты вырубил ею одну из моих сестер в реанимации. Она попыталась снять с тебя перчатку, и ее словно пронзила молния.
— Я был без сознания, когда это произошло, да?
— Ты был в отключке.
— Тогда, именно по этой причине, она выжила. Это маленькое наследство, от моей матери, чертовски опасно для жизни. — Он сжал руку в кулак, его голос стал жестким, и слова, словно нож, резали воздух — И еще она принимает решения касаемо моего будущего.
— Как так?
Когда он не ответил, ей подсказала интуиция.
— Дай догадаюсь, женитьба?
— Фактически — женитьбы.
Джейн поморщилась. Хотя его будущее ничего не значило в масштабе ее жизни, но мысль о том, что он станет мужем какой-то женщины, каких-то женщин, заставила ее желудок сжаться.
— Хм… и сколько у тебя будет жен?
— Я не хочу об этом говорить, окей?
— Окей.
Минут через десять, старичок в форме английского дворецкого вкатил в комнату тележку, заставленную едой. Обильное угощение словно сошло с меню ресторана «Четыре времени года»95: бельгийские вафли с клубникой, круассаны, омлет, горячий шоколад, свежие фрукты.
Само его появление было очень эффектным.
Желудок Джейн заурчал, и, прежде чем она поняла, что делает, она накинулась на тарелки так, будто голодала неделями. В середине второго блюда, практически переходя к горячему шоколаду, она застыла с вилкой у рта. Боже, что Ви подумает о ней? Она объедалась как…
— Мне нравится, — сказал он.
— Правда? Ты на самом деле одобряешь, что я накинулась на еду, как голодный студент?
Он кивнул, его глаза светились.
— Мне нравится, как ты ешь. Приводит меня в восторг. Я хочу, чтобы ты продолжала в том же духе, пока не наешься и не заснешь в своем кресле.
Попав в плен его алмазных глаз, она сказала:
— А… и что тогда произойдет?
— Не разбудив, я перенесу тебя, на эту кровать, и буду охранять с кинжалом в руке.
Отлично, подобные вещи, в духе пещерного человека, не должны быть столь привлекательными. В конце концов, она могла позаботиться о себе. Но Боже, мысль о том, что кто-то будет ее охранять, была… очень приятна.
— Доедай, — сказал он, указав на тарелку. — Я налью тебе еще порцию горячего шоколада.
Черт ее подери, но она выполнила все им сказанное.
Она откинулась на спинку кресла, с чашкой горячего шоколада в руках, и впала в блаженное состояние.
Без особой на то причины, она сказала:
— Я знаю, что такое наследственность. Мой отец был хирургом.
— Он, должно быть, гордится тобой. Ты великолепна.
Джейн опустила подбородок вниз.
— Я думаю, он нашел бы мои достижения удовлетворительными. В особенности, учитывая, что я окончила Колумбийский университет.
— Нашел бы?
— Мои родители умерли, — она добавила, потому что ей показалось, что она должна была это сказать: — небольшая авиакатастрофа около десяти лет назад. Они летели на медицинскую конференцию.
— Черт… Я сожалею. Тебе их не хватает?
— Это прозвучит плохо… но не совсем. Для меня они были незнакомцами, с кем мне приходилось вместе жить, в то время, пока я не была в школе. Но я всегда буду скучать по моей сестре.
— Боже. Она тоже умерла?
— Недиагностированный врожденный порок сердца. Ушла скоропостижно, за одну ночь. Мой отец всегда думал, что я пошла в медицину, потому что это он вдохновил меня, но на самом деле — я сделала это из-за того, что боготворила Ханну. И до сих пор боготворю.
Она отхлебнула из кружки.
— Во всяком случае, отец всегда думал, что медицина это самое разумное, самое эффективное объяснение и причина моего существования. Я помню, как он смотрел на меня, когда мне было пятнадцать, и говорил, что мне повезло что мне повезло родиться умной.
— Он знал, что ты сможешь изменить мир к лучшему.
— Дело не в этом. Он сказал, что, судя по моей внешности, я вряд ли удачно выйду замуж. — Ви резко выдохнул, и она улыбнулась. — Отец придерживался викторианского представления о жизни, семидесятых-восьмидесятых годов. Возможно, влияние английского прошлого, черт его знает. Но он думал, что женщины должны быть замужем и заботиться о большом доме.
— Не подходящее напутствие для молодой девушки.
— Он бы назвал это честностью. Он верил в честность. Всегда говорил, что Ханна красивее. Конечно, он считал, что она была ветреной. — Боже, почему, черт возьми, она рассказывает об этом? — В любом случае, родители были проблемой.
— Да. Я понимаю. Отлично, черт побери, понимаю.
Когда они оба притихли, у нее возникло чувство, будто он тоже пролистывает семейный альбом у себя голове.
Через некоторое время, он кивнул в сторону телевизора с плоским экраном, что висел на стене.
— Хочешь посмотреть фильм?
Она покрутилась в кресле и улыбнулась.
— Боже, да. Я не помню, когда в последний раз делала это. Что у тебя есть?
— Я провел кабельное, поэтому есть все.
Не раздумывая, он кивнул на подушки рядом с собой.
— Почему бы тебе не сесть здесь? Ты реально не сможешь ничего увидеть со своего места.
Блин. Она хотела быть рядом с ним. Она хотела быть… близко.
Даже не смотря на то, что ее мозг свело судорогой от сложившейся ситуации, она подошла к кровати и села рядом с ним, скрестив руки на груди, а ноги в лодыжках. Господи, она нервничала, как будто была на первом свидании. Бабочки в животе. Потные ладони.
Привет-привет, надпочечники.
— Ну, что бы ты хотел посмотреть? — спросила она, когда он взял в руку пульт, на котором было такое множество кнопок, что им можно было запустить космический шаттл.
— Сегодня моя душа требует чего-нибудь скучного.
— Серьезно? Почему?
Его алмазный взгляд прошелся по ней, веки опущены так низко, что невозможно было прочитать выражение его глаз.
— О, без причин. У тебя усталый вид, вот и все.
