Кормия достигла двери и вышла в коридор прежде, чем осознала, что покинула спальню. Босые ступни несли ее быстро и бесшумно, она спустилась по парадной лестнице в вестибюль и пересекла мозаичный пол. В бильярдной она вышла через дверь, которую открыл для нее Джон прошлой ночью, и оказалась на улице.
Стоя на прохладных камнях террасы, Кормия позволила чувствам скользнуть в темноту и оглядела территорию, пролегающую от массивной стены до самого края владений. Казалось, ей ничего не грозило. Лишь густой ночной воздух гулял среди цветов и деревьев.
Оглянувшись, она посмотрела на огромный дом. В окнах горел свет, и девушка видела, как внутри суетились доджены. Если ей понадобится помощь, то рядом много людей.
Она закрыла дверь, подобрала полы одежды и направилась через террасу к воде.
Бассейн имел прямоугольную форму и был выложен по краям такими же плоскими черными камнями, которые покрывали террасу. Рядом стояли плетеные шезлонги и столики со стеклянными столешницами. В стороне она заметила какое-то черное приспособление с белым резервуаром. Растения в горшках добавляли цвета.
Опустившись на колени, она окинула взглядом воду, которая в лунном свете казалась масляной, наверное, потому что дно бассейна было выложено черным камнем. Все было устроено по-другому, совсем не так как в ваннах на Другой Стороне; не было постепенного спуска, и Кормия подозревала, что сам бассейн был очень глубок. Но в нем невозможно почувствовать себя плененной: Кормия заметила изогнутые ручки, расположенные через равные промежутки по краям бассейна, за которые можно ухватиться, чтобы помочь себе выйти из воды.
Сначала она погрузила пальчики, затем полностью всю ступню, поверхность воды пошла рябью, вода как будто захлопала в ладоши, подбадривая девушку.
С левой стороны располагалась лестница, маленькие ступеньки которой словно приглашали в воду. Она подошла к ним, сняла одежды и обнаженная погрузилась в бассейн.
Ее сердце билось быстро, но Боже, эта роскошная мягкость воды служила буфером. Она продолжала идти вперед, пока волнующаяся вода не обняла нежно ее тело от груди до самых пяточек.
Это было чудесно.
Она подчинилась инстинкту, который подсказал ей оттолкнуться ногами; и ее тело невесомо скользнуло вперед. Расправив руки, Кормия обнаружила, что может двигаться в любом направлении, куда только захочет — сначала направо, затем налево, потом вперед до самого конца, где над водой нависала тонкая доска.
Внимательно изучив территорию, Кормия перевернулась и поплыла на спине, смотря на небо. Мерцающие над ней огни заставили ее задуматься о том, какое место она занимала среди Избранных, о своем долге быть одной из многих, молекулой, частью одного Целого. Она и ее сестры были неотделимы от великой традиции, которой они служили: как эта вода, цельная и текучая, не имеющая границ, как звезды в вышине, которые никогда не менялись.
Кормия смотрела в небеса, когда ее посетила одна из тех случайных, еретических мыслей, только она не имела отношения к дизайну особняка, одежде или еде.
Эта мысль шла из глубин ее сердца и делала ее грешницей и еретичкой:
Только не для Праймэйла. Не для него.
И не для себя.
На другом конце города, Куин сидел на кровати и смотрел на экран сотового телефона в своей ладони. Он набрал адресованное Блэю и Джону сообщение, и сейчас просто ожидал отправления смс.
Он сидел здесь, как ему казалось, уже вечность, но, вероятно, прошел всего лишь час. Он принял душ, чтобы смыть кровь Лэша, сел на задницу ровно и приготовился к тому, что его ожидало.
По какой-то непонятной причине, ему вспомнился один единственный приятный момент, связанный с его родителями. Это произошло около трех лет назад. Он выпрашивал разрешения на свою поедзку к двоюродному брату Сэкстону, который жил в Коннектикуте около нескольких месяцев. Сэкстон уже прошел превращение и был слегка необуздан, что, конечно же, делало его в глазах Куина своего рода героем. И, естественно, предки не одобряли Сэкса и его родителей, которых абсолютно не интересовал добровольный ошейник глимеры.
Куин просил, умолял и скулил, но его усилия все никак не вознаграждались. А потом, совершенно неожиданно, отец сообщил ему, что он может свободно ехать на юг и провести там выходные.
Радость. Охренительная радость. Он упаковал вещи за три дня до поездки. И когда опустилась ночь, он сел, наконец, на заднее сидение автомобиля, который помчал его по направлению к границе с Коннектикутом, и чувствовал себя королем всего мира.
Да, это была большая любезность со стороны его родителей.
Только потом он узнал, почему они сделали это.
Путешествие к Сэксу прошло не так гладко, как хотелось бы. Субботний день закончился грандиозной попойкой, и ему стало так плохо от смертельной комбинации Егермайстера [41] и водки, что родители Сэкса настояли, чтобы он немедленно ехал домой и приходил в себя.
Его вез обратно один из их додженов, и всю поездку он сгорал от стыда. Но хуже всего было то, что каждые пять минут Куин просил шофера остановиться, чтобы он прочистил желудок. Спасало только то, что предки Сэкса пообещали не говорить ничего его родителям, но при условии, что он сам добровольно во всем признается, когда приедет домой. Ясно как день, они не хотели иметь дело с его матерью и отцом.
Когда доджен остановил автомобиль перед домом, у Куина мелькнула было шальная мысль солгать о том, будто он просто почувствовал себя плохо — что соответствовало действительности — и он попросил, чтобы его вернули домой, но это ни в коем случае правдой не являлось.
Но все сложилось по-другому.
В доме везде горел свет, а на заднем дворе был натянут тент, из которого доносилась громкая музыка. В каждом окне горели свечи, по комнатам прохаживались люди.
— Это хорошо, что мы привезли Вас домой вовремя, — сказал шофер радостным услужливым голосом. — Было бы так жаль, если бы Вы пропустили это веселье.
С сумкой в руке Куин вышел из машины и даже не заметил, как уехал слуга.
Ну конечно, подумал он. После значительного срока в Совете Принцепсов его отец покидал должность Главы глимеры. Эта вечеринка посвящалась проделанной им работе и назначению отца Лэша на эту должность.
Вот чем были так взбудоражены слуги последние пару недель. Он-то думал, что его мать переживает очередной период грандиозной уборки, но нет. Вся суматоха объяснялась ожиданием этой вечеринки.
Волоча рюкзак по земле, и держась в тени ограды, Куин направился в заднюю часть дома. Там под тентом было так хорошо. С потолка свисали сверкающие люстры, их мерцающий свет освещал столы, на которых стояли прекрасные цветы и свечи. В промежутках между рядами стульев, каждый из которых был украшен атласными бантами, располагался проход для свободного передвижения гостей. Все было оформлено в бирюзово-желтом сочетании — фамильных цветах его семьи.
Он окинул взглядом приглашенных, узнавая всех и каждого. Здесь собралась вся его родня и старейшие семьи глимеры, все гости были одеты официально — женщины в платья, мужчины в смокинги. Молодежь, как светлячки, мелькали среди взрослых, а старики сидели в стороне и улыбались, глядя на них.
А Куин стоял в темноте и чувствовал себя ненужным хламом, который упрятали в угол перед приходом гостей, бесполезной, уродливой вещью, убранной в шкаф, чтобы ее никто не видел. И в который раз ему захотелось вонзить пальцы себе в глазницы и уничтожить то, что так портило ему жизнь.
Внезапно звуки оркестра затихли, и его отец вышел на танцпол к микрофону. Когда все гости собрались, мать Куина, его брат и сестра встали за спиной отца, все четверо казались озаренными внутренним светом, не имевшим ничего общего с окружающим искусственным освщением.
— Прошу Вашего внимания, господа, — произнес отец на Древнем языке. — Я хотел бы воспользоваться моментом, чтобы поприветствовать семьи основателей, которые присутствуют сегодня здесь.
