– В скорой, на самом деле. Возвращаюсь в клинику.

– Ты одна на улице? – прорычал он.

– Да, и заканчивай нести чушь в стиле мачо. У меня под сиденьем пистолет, и я знаю, как им пользоваться.

На другом конце провода раздался коварный смех.

– А это заводит. Извини, но это так.

Она не смогла сдержать слабую улыбку.

– Знаешь, ты меня с ума сводишь. Несмотря на то, что я совсем тебя не знаю, ты выводишь меня из себя.

– Почему-то для меня это комплимент. – Пауза. – Прости за срыв.  Тяжелая ночь.

– Да ну, аналогично. И про «прости» и про «тяжелую ночь».

– Что случилось?

– Да много чего. А у тебя?

– То же самое.

Когда он заерзал на кровати, зашуршали простыни.

– Ты опять в постели?

– Да. И да, ты все еще не хочешь знать.

Она широко улыбнулась:

– Клонишь к тому, что мне не следует спрашивать, что на тебе надето?

– В яблочко.

– Знаешь, мы ведь опять за старое. – Она стала серьезной. – Мне кажется, ты очень болен. У тебя голос сиплый.

– Со мной все будет нормально.

– Слушай, если ты не можешь приехать в клинику, я могу привезти то, что нужно, могу привезти лекарства. – Звонкая тишина на другом конце продолжалась так долго, что она сказала, – Эй? Ты там?

– Завтра ночью… сможешь приехать?

Она сильнее сжала руками руль.

– Да.

– Я живу на последнем этаже Коммодора. Знаешь здание?

– Да.

– Сможешь быть там к полуночи? Восточная сторона.

– Да.

Его выдох, казалось, говорил о смирении:

– Буду ждать. Осторожней за рулем, ладно?

– Ладно. И больше не кидайся телефоном.

– Как ты узнала?

– Если бы передо мной было открытое пространство вместо приборной панели скорой, я бы поступила точно так же.

Его смех заставил ее улыбнуться, но улыбка эта пропала, когда она повесила трубку и положила телефон обратно в сумочку.

Несмотря на то, что Элена ехала на скорости 65 миль в час

, а на дороге не было никаких помех, ей казалось, что все выходит из-под контроля, кренится от ограждения к ограждению, оставляя дорожку искр, пока она вела больничную машину.

Встретиться с ним завтра ночью, побыть с ним вдвоем в каком-то уединенном месте – это определенно плохая затея.

Но она все равно на это пойдет.

Глава 22

Монтрег, сын Рема, повесил трубку и взглянул на французские двери отцовского кабинета. Сады, деревья и холмистая лужайка, как и великолепный особняк и все в нем, теперь принадлежали ему, а не были наследством, которое однажды перейдет в его руки.

Получив земли, он наслаждался чувством собственности, поющим в крови, но открывавшийся сейчас вид его не впечатлил. Все приготовлено к зиме: клумбы пусты, цветущие фруктовые деревья накрыты сеткой, на кленах и дубах нет листвы. В результате виднелась лишь подпорная стена, что попросту не красиво. Уж лучше прикрыть чем-нибудь те ужасные навороты системы безопасности.

Монтрег развернулся и подошел к более приятному виду, хотя он и висел на стене. С внезапным приливом благоговения он рассматривал свою любимую картину так, как делал всегда, поскольку Тернер

заслуживал почтения, как за свое мастерство, так и за выбор предмета произведения. Особенно в этой работе: изображение солнца, садящегося за морем, было во стольких отношениях шедевральным, оттенки золотого, персикового и ярко красного – просто пиршество для глаз, биологией лишенных подлинного обжигающего тепла, которое поддерживает, вдохновляет и согревает мир.

Такая картина будет гордостью любой коллекции.

У него в одном этом доме три Тернера.

Рукой, трясущейся от предвкушения, он взялся за нижний правый угол позолоченной рамы и снял со стены вид на море. Сейф, скрывавшийся за ним, по размерам идеально соответствовал картине и был вставлен в гипсовые планки. После того, как он ввел комбинацию на диске, произошел неуловимый сдвиг, едва слышимый, не дававший никакого намека, что каждый из шести штырей был толщиной с предплечье.

Сейф открылся беззвучно, включился внутренний свет, заливая собой пространство в двенадцать кубических футов, заполненное маленькими кожаными мешочками с драгоценностями, пачками стодолларовых купюр и папками с документами.

Монтрег принес обвязанный кружевом стул-стремянку и забрался на его цветастую спинку. Потянувшись в самый конец, минуя все документы на недвижимость и акционерные сертификаты, он взял ящичек, затем закрыл сейф, повесил назад картину, и все стало как раньше. Переполненный возбуждением и предвкушением открывающихся возможностей, он поставил металлический сундучок на стол и достал ключи из потайного отделения нижнего левого ящика стола.

Отец поделился с ним комбинацией сейфа и показал его месторасположение, а когда у Монтрега появятся собственные сыновья, он передаст это знание им. Вот гарантия того, что ценные вещи не пропадут. От отца к сыну.

Крышка ящика открылась не с тем же точным, плавным сдвигом, как дело обстояло с сейфом. Этот скрипел, петли протестовали нарушению их покоя и неохотно показали то, что лежало в его металлическом брюшке.

Они все еще там. Слава Деве-Летописеце, они все еще там.

Потянувшись к ним, Монтрег подумал, что столь непримечательные, эти страницы сами по себе не стоят и пенни. Чернила, пропитавшие их волокна, тоже. Но благодаря знаниям, содержавшимся в них, они были бесценны.

Без них он ужасно рисковал.

Монтрег взял один из двух документов, не заботясь о том, какой именно, поскольку они были идентичны. Меж осторожных пальцев он держал вампирский эквивалент письменных показаний, трехстраничное, рукописное, подписанное кровью заявление, касающееся событий, произошедших двадцать четыре года назад. Заверенная подпись на третьей странице была небрежной – коричневые каракули, едва разборчивые.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

4

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату