фермерским домом и Экстрим парком. В кротчайшее время, группа спустилась по лестнице, прошла вестибюль и вышла через входную дверь. Один за другим они растворились в прохладном ночном воздухе…
Хекс приняла форму перед жилым домом в центре города в районе старого мясоперерабатывающего завода… хотя дом, вряд ли подходящее слово для описания этого места. Шестиэтажное кирпичное сооружение с выбитыми окнами и просевшей крышей. Конструкция явно нуждалась в эквиваленте мануального терапевта… или хотя бы в гипсовой повязке. И Хекс была чертовски уверена, что линия отметин на фасаде здания осталась от пулеметной очереди или, возможно, от автомата, стрелок которого преследовал какую-то цель.
Это заставляло задаться вопросом, как люди вообще согласились жить в этом районе, притом, что владелец автомобиля был зарегистрирован по этому адресу. Хотя, скорей всего, никто и не проверял, живет ли он здесь.
— Очаровательное местечко, — высказался Куин. — Особенно, если вы любите разводить крыс и тараканов.
«Давайте зайдем сзади», — показал жестами Джон.
С обеих сторон этого Богом забытого места простирались переулки, они выбрали тот, что находился слева, без какой-либо на то причины. Двинувшись вперед, они прошли мимо старых городских развалин — ничего нового или особенного, только пивные банки, конфетные обертки и газетные страницы. Хорошая новость заключалась в том, что в этом крыле здания не было окон, к тому же здесь нечего было осматривать, кроме других скотобоен и упаковочных помещений; в дополнение ко всему, устойчивость сооружения зависела от кирпичной несущей стены, которая являлась единственной причиной того, что крыша все еще не рухнула на пол.
Хекс бежала рядом с мужчинами, мягко пружиня подошвами ботинок. Группа двигалась в слаженном ритме, быстро и относительно бесшумно продвигаясь по переулку. Наконец они подошли к задней части здания. В грязно-красной кирпичной стене была единственная железная дверь, открывавшаяся на небольшую парковку, отделенную от проезжей части невысоким бетонным ограждением.
Никаких лессеров. Никаких прохожих. Ничего, кроме бродячих кошек, грязного асфальта и далекого воя сирен.
Чувство бессилия навалилось на Хекс. Черт побери, она могла оказаться здесь или на другом конце города у того дурацкого парка или даже за городом. Но не было гарантий, что она встретит врага. А у них так мало мест, куда можно отправиться.
— Твою ж мать, — выплюнул Куин. — Ну и где же эта чертова вечеринка?
Да, она была не единственной, кто рвался в бой…
Из ниоткуда Хекс почувствовала покалывание, прошедшее сквозь нее, словно резонансное эхо, источник, который сначала не смогла распознать. Она посмотрела на остальных членов команды. Блэй и Куин старательно избегали друг друга. Тор и Джон расхаживали вокруг. Зейдист вытащил телефон, чтобы сообщить Братьям, что они на месте.
Это похоже на…
А затем Хекс поняла, что это: так она чувствовала свою кровь в ком-то другом.
В Лэше.
Лэш был неподалеку.
Резко развернувшись на каблуках, она направилась прочь… сначала шагом затем перешла на бег. Она слышала, как кто-то прокричал ее имя, но не смогла остановиться, чтобы объяснить.
Ничто не смогло бы остановить ее…
ГЛАВА 65
Другая Сторона. Пэйн лежала в неестественной позе на жестком мраморе, с резкой переполняющей ее болью… выше талии. Она не чувствовала боли в ногах или ступнях, только разрозненное покалывание, схожее с искрами костра на влажных поленьях. Над ее немощным телом с напряженным выражением лица склонился Слепой Король… и появившаяся в своем черном одеянии в ореоле тусклого свечения Дева- Летописеца.
Ну кончено, мать пришла волшебным образом все исправить. Подобно той сломанной и восстановленной двери, ее дражайшая мамочка собиралась все стереть, привести её в порядок, и сделать как новенькой.
— Я… отказываюсь, — сквозь стиснутые зубы снова повторила Пэйн. — Я не согласна.
Роф посмотрел через плечо на Деву-Летописецу, затем снова вниз.
— Ох… послушай, Пэйн, это не логично. Ты не можешь чувствовать своих ног… твоя спина, скорее всего, сломана. Почему бы тебе не позволить ей помочь тебе?
— Я не какой-то там неживой… объект, которым она может манипулировать по своему усмотрению… в угоду своей прихоти и фантазии…
— Пэйн, будь разумна…
— Я…
— Ты хочешь умереть?
— Тогда моя мать сможет понаблюдать, как я умираю! — прошипела она… и тут же застонала. В след за этим возгласом, ее сознание угасло и поплыло, зрение стало размытым, а затем снова восстановилось. Увидев шокированное выражение лица Рофа, она поняла, что потеряла сознание… на какое-то время.
— Подожди, она… — Король оперся ладонью о мраморный пол, чтобы удержать равновесие, — твоя… мамэн?
Пэйн не заботило, что он это узнал. Она никогда не чувствовала ни малейшей гордости, от статуса рожденной дочери прародительницы расы — на самом деле, она на каждом шагу отрезала себя от этого — но какое это теперь имеет значение. Если она откажется от «божественного» вмешательства, то прямо отсюда отправиться в Забвение. Это ей подсказывала испытываемая ею боль.
Роф оглянулся на Деву-Летописецу.
— Это правда?
В ответ не последовало никакого утверждения или опровержения. Также не последовало наказания за то, что он осмелился оскорбить ее своим вопросом.
Король снова повернулся к Пэйн.
— Иисус… Христос.
Пэйн сделала вдох.
— Оставьте нас, дорогой Король. Возвращайтесь в свой мир и правьте своим народом. Вы не должны помогать этой стороне… или ей. Вы хороший мужчина и блестящий воин…
— Я не позволю тебе умереть, — выплюнул он.
— У тебя нет выбора.
— Вот уж хрен, выбор есть всегда. — Роф вскочил на ноги и посмотрел вниз. — Позволь ей исцелить тебя! Ты выжила из своего чертова ума! Ты не можешь вот так взять и умереть…
— Еще как… могу. — Пэйн закрыла глаза, волна переутомления прокатилась по ее телу.
— Сделайте что-нибудь! — Очевидно, теперь король орал на Деву-Летописецу.
«Жаль, что она чувствовала себя, словно в аду, — подумала Пэйн. — В противном случае, она наверняка насладилась бы этой заключительной декларацией независимости». Воистину, хоть она и пришла к ней на крыльях смерти, но Пэйн это сделала. Она сумела противостоять своей матери. Пэйн добилась свободы своим отказом.
Голос Девы-Летописецы был едва громче дыхания.
— Она отрицает мою помощь. Она блокирует меня.
Конечно, Пэйн так и делала. Ее гнев, направленный на мать был такой силы, что не трудно было поверить, что он служил барьером для любой магии Девы-Летописецы. Наконец её дражайшая мамэн была бессильна диктовать ей свою волю! Произошедшая трагедия, воспринималась Пэйн как благословение.