— Да что же?.. Эй, вернитесь!
Мы ускорили шаг.
— Не оглядывайся, Джем. Шагай.
Мне и не надо было оглядываться. Я прекрасно видела ее мысленным взором, как она постояла на пороге, глядя нам вслед, как повернулась, взяла деньги со стола и, зажав их в потной ладони, опустилась на стул. Тяжело дыша, думая о нас, думая о Шоне… а потом заметила, что газеты на столе больше нет, смекнула, что к чему, и потянулась к телефону.
21
На главной улице полицейских шпионов было как грязи. У каждого прохожего имелись пара глаз и мобильник. Пока мы сидели в глуши, мне казалось, что это просто заворот наших мозгов, паранойя такая — беги и прячься. Но когда мы увидели мое фото на первой полосе, стало ясно, что не в завороте дело. Все это по-настоящему. Нас ловят. Мы шли по тротуару и чувствовали, что далеко не уйдем. Даже в крохотном захолустном городке, где всего-то и есть, что базар на центральной площади, вокруг шляются сотни людей, и эти люди смотрят новости, лазают в Интернет, читают газеты.
У меня была еще одна неприятность. Я старалась не смотреть людям в глаза, но ведь хочешь не хочешь, а иногда взглянешь, и вот они вам снова — числа. Рассказывают про всяких посторонних людей, суют под нос смертные приговоры. Мне хотелось идти с зажмуренными глазами, чтобы от этого избавиться. Зачем напоминать мне каждую минуту, что всем им суждено умереть? А главная причина шла рядом, взяв меня за руку. Жук. Впервые в жизни рядом оказался человек, с которым не хотелось расставаться. Дата в газете словно хлестнула меня по лицу: одиннадцатое декабря. Осталось всего четыре дня.
— Слушай, — сказал Жук настойчивым тоном, — давай затаримся жрачкой и смоемся куда-нибудь. Тут мы у всех на виду.
И он не врал. Может, и были какие люди, которые проходили или проезжали мимо, погрузившись в свои мысли и не обращая на нас внимания, но по большей части все только и делали, что глазели. Собственно, зрелище, конечно, было еще то: двое оборванцев, один длинный, как жердь, другой рядом — просто гномик. Ну и потом, я тогда в машине сообразила верно: большинству из них вряд ли доводилось хотя бы раз в год видеть негра. Других черных лиц нам не попадалось, это уж точно. Было похоже на передачу, какие показывают по телику, только наоборот: ну, про белого, который приезжает в африканскую деревушку, к нему сбегаются ребятишки, дотрагиваются до белой кожи, щупают его волосы. К нам, впрочем, никто не сбегался. Обращали на нас взгляд, потом отводили. Одна тетка, которая шла навстречу, приметила нас и велела своему малышу взять ее за другую руку, от нас подальше. Я подумала: «Да пошла ты, сука, мы, блин, не заразные».
Мы отыскали газетный киоск. Жук вытянул из конверта несколько десяток и послал меня внутрь. Я хватала продукты как можно быстрее — несколько шоколадок и пакетиков с чипсами, а кроме того, на сей раз и кое-чего попрактичнее: воды, соков, зерновых батончиков.
В киоске, затиснутом между антикварной лавкой и овощным магазином, воняло пылью. Помещение было до самого потолка набито пакетами, бутылками, газетами и журналами — каждый второй порнуха. Как будто отрезали кусочек Лондона и зафигачили в эту глушь. Пока я выбирала, мужик за кассой читал газету. Было видно, что он за мной следит.
Я сложила еду на кассу. Курево располагалось у него за спиной, я попросила шесть пачек, и тут заметила еще кое-что: три-четыре фонарика, затиснутых на полку. Я купила два, а к ним батарейки. Мужик сложил мои покупки в пару пакетов, внимательно следил, пока я перебирала купюры. «Все знает, — пронеслось у меня в голове, — он все знает».
Мужик взял у меня деньги.
— М-да, — произнес он хрипло, наверное, голосовые связки ссохлись от пятидесяти лет курения. Я повернулась к дверям, и тут он вдруг выкрикнул: — Эй!
Тут я поняла: игра окончена. И что он теперь с нами сделает? Вряд ли эта старая развалина сумеет меня догнать. Я не стала останавливаться.
— Эй, ты! — выкрикнул он еще громче. Я повернулась. — Сдачу-то возьми.
Я вернулась к кассе и молча сгребла монетки.
Выйдя на улицу, я отдала один пакет Жуку, пусть несет. Второй рукой он схватил мою руку.
— Двинули, — сказал он. — Сматываем отсюда.
Мы нырнули в какой-то проулок между двумя магазинами. Он извивался по задворкам, между пустых участков, а потом вывел нас к каналу. Мы пошли по тропинке вдоль берега. Сбоку выросла стена, за ней прогрохотал поезд. Мы подошли к туннелю. Тропинка стала совсем узкой: с одной стороны влажная, холодная стена, с другой — ограждение, мешающее упасть в воду.
Жук выпустил мою руку:
— Шагай вперед. Я сзади.
Было темно, ставить ноги приходилось вслепую, у меня то и дело подвертывалась лодыжка.
Примерно на полдороге меня начал пробирать страх. В дальнем конце появилась какая-то фигура — большой темный силуэт, почти полностью заслонивший доступ свету. Я оглянулась через плечо, не появился ли кто-нибудь и сзади: самое что ни на есть подходящее место для западни — сбежать некуда, криков никто не услышит.
Да нет, порядок, сзади никого, кроме Жучилы. Так что никакая это не западня, просто какой-то мужик решил погулять вдоль канала.
Мы сошлись в темноте. Похоже, он меня даже не заметил, так и шел напролом по самой середине, будто сейчас возьмет и просто сметет меня в сторону. Силуэт его обрисовывался на фоне дальнего выхода, но черты лица было не разглядеть. Когда он подошел ближе, я подумала: «Черный — поэтому физиономию его и не видно». А когда он оказался метрах в шести, я вдруг с ужасом поняла, что лицо у него не черное, а синее.
Синее, все изрисованное татуировками.
Я отшатнулась.
— Жук, бежим! Давай, давай, давай!
Он расслышал ужас в моем голосе и не стал задавать вопросов, развернулся, и мы оба побежали. Я слышала за спиной шорох шагов Татуированного по гравию, слышала его тяжелое дыхание. Туннель был совсем узкий, пакеты задевали за стену и за ограждение.
Жук чуть замедлил бег, я нагнала его.
— Бросай мешки, Джем! Бросай!
Я бросила поклажу, и Жук пропустил меня вперед, а потом швырнул свои мешки в глубину туннеля, прямо в Татуированного. Я услышала на бегу, как тот закрякал, подминая под себя полиэтилен и жестяные банки. Мы выскочили из туннеля и понеслись по дорожке — тем же путем, которым пришли лишь несколько минут назад. С помощью мешков преследователя удалось задержать, но ненадолго. Был он здоровущий, но проворный. Оглядываться не хотелось, но и удержаться я не могла: как ни погляжу — он прет за нами по пятам, точно регбист-нападающий.
— Сюда! — Жук схватил меня за руку и дернул влево. Мы скатились вниз по какому-то склону, оказались на другой тропинке, которая отходила от главной. Вела она к пешеходному мосту через железнодорожные пути — мрачной темной конструкции из ржавого металла, исписанного граффити. — Давай!
Мы рванули вверх по ступеням. Пока перебегали через мост, под нами пронесся поезд, видимо, экспресс, потому что он буквально промелькнул мимо, только в ушах остался звон металла. Шаги Татуированного потонули в шуме, но, когда мы начали спускаться с другой стороны, я почувствовала дрожь моста — преследователь был близко. Совсем рядом.
Мост вывел нас на улицу: с одной стороны длинный одноэтажный дом, с другой — железная дорога. Где дом, там и люди — не станет же он убивать нас при свидетелях? Или станет? Не останавливаясь, я закричала:
— Помогите! На помощь! Позвоните в полицию! Помогите!
