— И ты скрепя сердце продолжала карьеру ради Лиззи?
— Какое-то время. Но и мама очень этого хотела. В конце концов, когда я твердо решила порвать с модельным бизнесом, только отец принял мою сторону. Какое я ощутила невероятное облегчение! Но все равно чувствовала себя эгоисткой.
— Быть эгоисткой и быть самой собой — это большая разница, Кристин, — заметил Кейн.
Она улыбнулась, преисполненная благодарности. Он понял все! Его слова и его взгляд словно врачевали так и не зажившую рану. Поддавшись минутной слабости, Кристин призналась:
— Когда ты один из близнецов… очень трудно отделить себя.
Он кивнул и сжал ее пальцы так, будто хотел заверить: для меня ты единственная.
— Думаю, твоя мать очень виновата перед вами. Она ценила вас двоих в совокупности больше, чем каждую по отдельности. Для нее вы были словно сиамские близнецы, правда? Тебе наверняка потребовалось много мужества, чтобы отстоять свою самостоятельность, чтобы доказать, что ты личность.
— А я личность? — смущенно улыбнулась она.
— И притом потрясающая! — уверил ее Кейн.
Сердце ее возликовало. Хватит думать о Лиззи, решила она. Этот вечер — мой. Только мой. И не только этот. До возвращения в Мельбурн еще целых шесть дней и ночей. С Кейном они станут волшебными. Даже мимолетное волшебство — лучше, чем ничего.
Как разительно отличалось ее нынешнее настроение от вчерашнего. Столько перемен за один- единственный день! Она не даст подрезать себе крылья, будет летать свободно! Пусть полет продлится недолго, но она заслужила хотя бы несколько сладких мгновений, разве не так?
Полумрак сумерек был наполнен птичьим щебетом, воздух, чистый и свежий, пьянил подобно изысканному шампанскому. И рядом с ней, держа ее за руку, шел изумительный мужчина, каждым словом, каждым жестом обещавший близость, подобную которой она никогда не знала прежде. Она словно очутилась в волшебной стране, где невозможное делалось возможным, и каждая клеточка ее тела пела и ликовала.
Экзотический фруктовый бар, куда они условились пойти, представлял собой причудливое строение со стеклянными стенами. Посетители совершенно не ощущали, что находятся в замкнутом помещении. Все открыто, все на виду. Войдя в бар под руку с Кейном, Кристин ахнула от восторга, настолько ей тут понравилось.
Создатели этого заведения обошлись без модного пластика, отдав предпочтение естественным материалам. Кристин восхитили высокие потолки, поддерживаемыми деревянными резными колоннами. Вощеный деревянный пол и ажурная плетеная мебель создавали атмосферу теплоты и уюта.
Кристин захватило дивное ощущение возврата к естественной природе в этом оазисе посреди тревожного противоречивого современного мира. Она постепенно проникалась уверенностью, что все сложности остались позади, отныне все будет хорошо. Возможно, говорила она себе, это всего лишь иллюзия, порожденная неодолимым желанием, перед силой которого ничто не может устоять. Когда остаются лишь он и она, мужчина и женщина, которых влечет друг к другу неутоленная страсть.
Навстречу им уже спешил метрдотель с двумя бокалами шампанского. У стойки бара толпились туристы, выпивавшие в ожидании главного развлечения сегодняшнего вечера — дегустации блюд из тропических фруктов. Впрочем, ни Кейн, ни Кристин не испытывали тяги к общению или к крепким напиткам. Не сговариваясь, они направились к креслам, стоящим в углу под резной аркой, опиравшейся на колонны, которые как бы отгораживали этот уголок от остального помещения. Усевшись, Кейн и Кристин улыбнулись друг другу, будто пара заговорщиков.
Кейн поднял бокал.
— За этот незабываемый вечер, — произнес он, глядя прямо ей в глаза.
Она поняла, что говорил его взгляд. Он молил ее сделать все, чтобы вечер действительно стал для них незабываемым. Кристин почудилось, что пенистое шампанское заструилось по ее жилам, прежде чем она поднесла бокал к губам. Я схожу с ума, подумала она. Что за сила таится в этом человеке? Безусловно, он очень привлекателен физически, но все-таки не это было главным. От него исходила некая внутренняя сила, все больше завораживавшая Кристин, дурманившая разум, делавшая ее послушной, безвольной.
«Опасность!» — в который уже раз прошептал внутренний голос. Но сердце опять не пожелало к нему прислушаться, находя все новые оправдания собственному безрассудству. Других таких мужчин нет на свете. Ради него стоит рискнуть чем угодно!
— А какое у тебя было детство, Кейн? — спросила она.
Ей действительно было интересно разобраться, что сделало его таким, каким он стал: ищущим во всем правду, решительным, сдержанным и вместе с тем сильно чувствующим.
— Меня запрограммировали на успех, — неохотно сказал Кейн. — Отец ворочал крупными делами и был помешан на работе. Мать преподавала музыку, сама была прекрасной музыкантшей и стремилась к совершенству во всем. Поэтому мой путь был заранее рассчитан: постоянно двигаться от хорошего к лучшему, от лучшего к совершенному и никогда не останавливаться на достигнутом. Ведь совершенства нельзя достичь, не отдавая этому всю жизнь.
Кристин покачала головой. Что и говорить, воспитание было довольно жестким, без скидок на человеческие слабости. Однако теперь, по крайней мере, понятно, почему Кейн, будучи еще молодым, сумел добиться известности. Впрочем, странно, что он не сделал карьеры в общепринятом смысле. Любопытно, почему, подумала она, а вслух спросила:
— Значит, тебе приходилось играть по их правилам?
— Я просто принял брошенный родителями вызов. Мне это пришлось по душе, — пожал плечами Кейн, — и, в общем-то, оказалось не таким уж трудным. Правда, я не во всем оправдал их ожидания. Родители — в особенности отец — надеялись, что я стану бизнесменом, политиком, адвокатом, наконец — ученым. Но меня это не привлекало. Я начал писать, и это меня захватило. Добиваться высоких, престижных должностей — не по мне.
— Родители были разочарованы? — поинтересовалась Кристин.
— Вначале да, но теперь, кажется, смирились и даже научились гордиться мной. Видишь ли, я постарался убедить их, что обманутые ожидания не повод лишать сына родительской любви.
Кристин кивнула. Она, как никто другой, могла оценить правоту Кейна. Ей приходилось разрешать с матерью схожие проблемы. Но все-таки она решила уточнить:
— Хочешь сказать, что мера их любви к тебе определялась тем, насколько они были тобой довольны?
Кейн взглянул на нее и коротко ответил:
— Просто их любовь всегда приходилось заслуживать.
«А разве не так обычно бывает?» — хотелось ей спросить, но она промолчала, наблюдая за изменившимся выражением его лица. Казалось, Кейн глубоко ушел в себя, задумавшись о чем-то очень для него важном. Лицо его сделалось невеселым, хотя губы кривились в ироничной усмешке. И похоже, эта ирония относилась только к нему самому.
Внезапно Кристин догадалась, о чем он думает. Это было подобно озарению. Она вдруг поняла, что может читать его мысли так же, как неоднократно это делал и Кейн Мертон. Между ними действительно существовала глубокая внутренняя связь. Он размышлял сейчас о прекрасной и недостижимой любви. Любви такой, за которую не надо сражаться. Подобная любовь — самый драгоценный дар на земле. Но ироничная усмешка на его губах показывала: Кейн не верит в то, что она для него достижима.
И от нее он не ждет такой любви. Наверное, в этом и ее вина. Не она ли заявила ему, что добиться ее он может, лишь забыв о своем брате?
Ощущение невозвратной потери заставило ее сердце сжаться. Ей снова отчаянно захотелось открыться ему во всем. Но что, что могла она поделать, если это было не в ее силах? Страх, опасения на судьбу Элизабет заставляли ее таиться. Ответственность за все, что связано с сестрой, всегда ощущалась ею, и она не могла переступить через себя. Что же ей оставалось? Только постараться не отталкивать Кейна, не причинять ему лишней боли.
Кристин уже поняла, что, будь это в ее силах, она отдала бы ему всю себя без остатка. Но раз это не суждено, она хотя бы попробует смягчить напряженность, разделявшую их. Кристин прикоснулась к его
