Лафеомовы тенета
Из окна своей комнаты в царских чертогах Изомира неделями подряд наблюдала за сменой времен года. Она видела, как распускаются на стеклах морозные цветы, а протаяв их дыханием, видела, как намерзает на подоконнике лед, как растут кромке янтарных утесов нижних уровней сосульки. Падал снег, и дыхание вышагивавших по стенам стражников повисало в воздухе клубами.
За снегом пришли ледяной ветр и дождь со снегом. Потом дожди потеплели, и завиднелась новая листва, и солнце обратило мокрые ветви в хрустальный узор. Стены цитадели сияли, словно изукрашенные мириадами крохотных желтых алмазов.
Изомире вспоминалось, как в день, когда царь убил Наманию, она мчалась по дворцовым палатам, будто преследуемая чернокрылым дра’аком, чтобы рухнуть на колени перед царицей и зарыться лицом в ее пышные юбки. Ужас увиденного выплескивался из нее потоком бессвязных слов, и девушка не замечала, как белеет лицо царицы, как стискивают подлокотники кресла ее сухощавые руки.
– Сколько можем мы терпеть, – спрашивала Изомира, – и молчать, и не сойти с ума?
– Если мы не обезумели уже, – прошептала царица, поглаживая ее волосы. – Ночами я лежу без сна, и слышу в тиши, как оно стонет и корчится от боли…
– Вы говорите о шаре? – пробормотала девушка. – Я видела его.
– Это заурома. Дух Авентурии, сломленный и униженный. Ибо разве я не приложила руку к его погибели?
– Но сударыня, как вы моги остановить это? Восстань вы против государевой воли, вы бы уже погибли.
– Лучше так, чтобы жить с этой виной.
А несколько дней спустя царица захворала. Она отказывалась от пищи; и как бы не убеждали ее камеристки, дворцовый лекарь и сама Изомира, не принимала не пропитания, ни зелья. Имми сидела при ней дни и ночи, наблюдая, как блекнет, выцветает лик царицы, и только сияют ломким блеском зеницы.
– Но могу же я чем-то помочь вам, – повторяла девушка в отчаянии.
– Ты помогла мне более, чем можешь вообразить, – отвечала Мабриана. – Через тебя я вновь коснулась Богини. Она снисходит ко мне в облике Смертной Старухи – но Старуха добра и мудра. Ласковы ее черные крыла. Лик ее сияет солнцем, и она зовет меня к себе.
– Это все потеря сына, – проблеяла из-за плеча Изомиры камеристка.
– Нет, – ответила девушка, стискивая в ладонях руки Мабрианы. – Это оттого, что ее муж убил их сына.
С этими словами она провалилась в сон.
На другой день царице полегчало. Она попросила перенести ее на кушетку у окна. И тогда, подобно огромному тощему стервятнику, явился царь. Пурпурная накидка развевалась за его плечами. Припав на одно колено, он коснулся иссохшей руки Мабрианы. Изомиры он будто не видел, а раз никто не отпускал ее, девушка поневоле осталась свидетельницей их нешумной беседы.
– Я знаю, почему ты хвораешь, – проговорил царь. – Ты заставила себя заболеть. В этом нет нужды.
– Нет. Меня терзает истина – что я не остановила тебя, покуда было время, что твой народ восстанет на тебя и погрязнет в раздорах.
– Нам не нужны те, кто не в силах разделить моей мечты! Они глупцы.
– Прежний Гарнелис не говорил бы с таким презрением о своих подданных. Он прислушался бы к ним.
– Прежний Гарнелис был слаб! Такому не выжить – и он сгорел в горниле истин. Но Гарнелис нынешний будет жить вечно!
– Вечно? – повторила Мабриана, откидываясь на подушки. Изомира не могла видеть ее лица. – Вслушайся в свои слова.
– Башня таит секрет моего бессмертия. Ты можешь разделить его, Мабриана. Отряхни с себя нелепую хворь. Стань рядом со мною, раздели мой обет в вечном строении Башни. И мы будем бессмертны вместе – муж и жена, царь и царица… бог и богиня.
Царица приподнялась, и теперь девушка могла различить выражение ее лица – полнейшее неверие, нет – омерзение.
– Хватит, Гарнелис! – Голос ее на краткий миг вернул себе царственную силу. – Тот, кого я звала мужем, давно сгинул. Оставь меня оплакивать его. С тобою же я не желаю жить вместе и дня, не говоря уж – вечности.
Несколько мгновений царь недвижно взирал на нее; потом он встал и вышел. Лицо его было сурово.
– Постель… – прошептала царица, едва не теряя сознания. – Помоги… в постель.
Никого, кроме Изомиры, она не желала подпускать к себе. Посреди глухой ночи она очнулась, и прошептала с улыбкой:
– Ты богиня, Изомира. Как сияет лик твой! Я счастлива, что ты пришла за мной. Счастлива…
Много часов Имми сидела, заснув, у ложа царицы, пока вокруг сновали лекарь, и царский бальзамировщик, и бесчисленные придворные. И последним – когда утихла суета, и вокруг погребального помоста с телом царицы замерцали свечи – явился царь.
Он молча стоял за плечом Изомиры, сложив руки на груди и прикрыв тяжелые веки. Потом пальцы его сомкнулись на ее плече, и губы изрекли:
– Пойдем.
