и тут ему почудилось, что он слышит какие-то звуки со стороны клуба. Подойдя к двери, он прислушался, потом открыл ее и вошел в кабаре, длинное, как кинозал. Горел яркий свет, и все осталось так, как в момент появления полиции: столы были накрыты, словно для банкета, в угловых нишах выкипали на раскаленных плитках кофейники. Безумный расход кофе, света, денег! Руни обошел зал, щелкая выключателями. И вдруг он снова услышал голоса. Это на кухне. Странно! Нащупав в кармане револьвер, он быстрыми шагами прошел по пустому кабаре. Тут и там валялись бутылки шампанского, на пол вытекала светлая жидкость. Скаредная душа Руни разрывалась на части. «Какие-то громилы, а не сыщики — все перевернули», — шипел он себе под нос.
Руни остановился у дверей кухни. Оттуда доносился громкий говор, шум. Затем кто-то начал наигрывать на гитаре популярную песенку. Да там просто-напросто веселились! Руни задрожал от ярости и распахнул дверь. Повара, официанты и те из его телохранителей, которых не забрала полиция, пили и ели, словно они были здесь хозяева. Выпили они уже порядком. На полу валялись бутылки из-под шампанского, вина и пива. Руни увидел, как повар разодрал пополам цыпленка и протянул половину поваренку, тот набросился на цыпленка, как голодная собака. Руни казалось, что это его рвут на куски.
Гитарист, который, играя, подходил то к одному, то к другому, первым заметил бешеный, взгляд Руни и сразу оборвал игру. Его словно паралич хватил — пальцы застыли на струнах, зубы оскалились в улыбке.
— Хэлло, мистер Руни, — сказал он дрожащим голосом, мгновенно протрезвев при виде хозяина.
Все разом перестали пить и жевать и с беспокойством воззрились на Руни.
— Грязные свиньи!.. — заорал Руни. — Сволочи!..
В первую очередь он обращался к своим телохранителям.
Дэз Бэннон, бывший боксер, который стоял, прислонившись к стене, со стаканом пива в руке, развязно бросил:
— Не кипятись, Руни. А то схлопочешь.
Руни даже не взглянул на него.
— Убирайтесь вон! Все до одного! — заорал он. — Даю десять секунд…
Бэннон не двинулся с места. Взяв со скамейки бутылку, он налил себе полный стакан пива и начал потягивать его с нарочитой небрежностью.
— Прикончили тебя, Руни, крышка, — сказал он, допив стакан и вытирая рот тыльной стороной руки. — Ты уже не фигура…
Руни пошел к нему. Бэннон выпрямился и шагнул вперед. Все смотрели на них. Гитарист все еще улыбался во весь рот. Руни подходил все ближе и ближе. Бэннон бросился на него. Руни увернулся и в то же мгновение сильно и точно ударил Бэннона в челюсть. Тот споткнулся о скамью и повалился, как сноп, лицом вниз. Тогда Руни прыгнул на него и начал молотить его кулаками и топтать ногами. Бэннон стонал, но Руни продолжал избивать его, пока тот не замер.
— Прикончили меня, говорите? — Руни обвел взглядом напряженные, белые лица своих служащих.
Потом нагнулся, с легкостью поднял Бэннона, словно это был пустой мешок, и прислонил его к стенке.
— Пристрелю как собаку, — сказал Руни, ни к кому в отдельности не обращаясь. Он вынул из кармана револьвер и прицелился в бесчувственную фигуру.
— Пожалуй, не стоит, — сказал Браммел, входя в кухню.
Руни повернулся к нему всем корпусом. Значит, этот сыщик все время следил за ним!
— Чего вы лезете не в свои дела, Браммел? — огрызнулся он, все еще держа перед собой револьвер.
— Вы показали им, кто хозяин, — сказал Браммел. — А этого отделали как миленького, — добавил он, не скрывая профессионального восхищения.
Чтобы продемонстрировать свою преданность хозяину, один из телохранителей Руни подскочил к Браммелу.
— Эй ты, паршивая ищейка… — взвизгнул он.
— Я ему покажу! — подхватил другой подручный Руни, надвигаясь на Браммела.
Тот не двинулся с места.
— Мистер Руни, — сказал он, — потрудитесь успокоить ваших молодчиков. Наши дожидаются меня на улице.
— Я вам сказал — убирайтесь! — заорал Руни на своих порядком скисших телохранителей, и они так тихо проследовали мимо Браммела, словно шли на похороны.
— Ждите меня возле кабинета, — крикнул Руни им вслед и подошел к Браммелу.
— Спрячьте револьвер, мистер Руни…
— Что вам еще от меня нужно, Браммел? — спросил он, нехотя подчиняясь его приказанию.
— Я шел за вами следом, мистер Руни, хотел дать вам дельный совет. Если не послушаетесь, можете распрощаться с вашим заведением.
— Хотите, чтоб я продался?
— Называйте это как хотите, — сказал Браммел.
— Я не хочу вас слушать, — ответил Руни, направляясь к двери.
Он шел впереди Браммела, словно ведя его к выходу. На крыльце Браммел остановился, он явно не спешил.
— Какая ночь! — сказал он, глядя на звезды.
Руни нетерпеливо ждал, когда он уйдет.
— Вы, полицейские, когда-нибудь спите? — спросил Руни.
— Лучше не откладывайте, — сказал Браммел. — Мне-то все равно: не одна работа, так другая. Но старший инспектор — человек дела, если упустите время, пеняйте на себя.
Руни с наслаждением пристрелил бы Браммела или хотя бы ударил по этой спокойной, красивой морде.
— Я к вам в стукачи не пойду, — сказал Руни. Он возбужденно повысил голос: — Я про вас все знаю…
— Что толку кипятиться? Только давление повысится. А это вредно даже для такого атлета, как вы, мистер Руни.
— Из всех фараонов больше всего ненавижу таких, как вы, Браммел.
Инспектор улыбнулся.
— Я гораздо покладистее вас, мистер Руни. Я ни к кому не питаю ненависти, даже к вам, — сказал Браммел, хотя это было неправдой.
Он спустился с крыльца.
— До завтра, мистер Руни.
17
Позднее, в кабинете Филдса, Браммел сказал, что он окончательно убедился в том, что Руни знает, кому Бирюк продает награбленное, а может быть, знает и самого Бирюка. Браммел сделал комплимент Филдсу за его проницательность, но добавил, что, по его мнению, Руни не так легко заставить дать сведения.
— Он торгуется, — продолжал Браммел. — Заговорит, только если увидит, что нет другого выхода.
Заставить Руни говорить стало для Браммела делом чести, и он предложил Филдсу свой собственный план. Надо было привлечь тетушку Милли, содержательницу публичного дома, одну из тех немногих осведомителей Браммела, о которых знал начальник отдела. Около полуночи Браммел наведается к ней. Сыщики, которых он возьмет с собой, сделают вид, что это налет на заведение, и допросят проституток, чтобы любопытные и недоверчивые девицы не заподозрили свою мадам — тетушку Милли.