— Не думаю, что она была чрезмерно угнетена, — спокойно ответил я. — Просто… передумала.
— Понятно, передумала… Видимо, результатом этого стало то, что она решила продать фамильный дом и покинуть графство. Как вы восприняли ее решение?
— Оно меня поразило, я счел его оголтелым.
— Простите?
— Нереалистичным. Каролина говорила об эмиграции в Америку или Канаду. Мол, потом заберет к себе брата.
— В настоящее время ее брат, мистер Родерик Айрес — пациент частной клиники для душевнобольных.
— Да.
— Насколько мне известно, состояние его весьма тяжелое. Мисс Айрес была огорчена болезнью брата?
— Естественно.
— Чрезмерно огорчена?
Я задумался.
— Нет, я бы не сказал.
— Она показывала вам билеты, квитанции и что-нибудь вообще, связанное с отъездом в Америку или Канаду?
— Нет.
— Вы полагаете, она всерьез намеревалась уехать?
— Насколько я знаю, да. Она считала… — я замялся, — что в Англии не нужна. Мол, здесь ей уже нет места.
Кое-кто из аристократической публики угрюмо покивал. Ридделл задумчиво что-то черкнул в своих бумагах и обратился к присяжным:
— Меня весьма интересуют эти планы мисс Айрес. Однако насколько серьезно следует их воспринимать? С одной стороны, она чрезвычайно взбудоражена тем, что собирается начать новую жизнь. С другой, ее планы поражают своей нереальностью — именно такое впечатление они произвели на доктора Фарадея и, признаюсь, на меня. Нет никаких свидетельств в их поддержку, напротив, все указывает на то, что мисс Айрес больше думала об
Помолчав, я ответил, что в определенных обстоятельствах на это способен любой человек.
— Когда-нибудь она заговаривала о самоубийстве?
— Никогда.
— Не так давно ее мать лишила себя жизни. Вероятно, это трагическое событие на нее повлияло?
— Повлияло, но вполне ожидаемо. Каролина была подавлена.
— Можно сказать, что жизнь казалась ей безнадежной?
— Нет… Я бы так не сказал.
Ридделл наклонил голову:
— Можно ли сказать, что это событие нарушило ее душевное равновесие?
Я замялся и наконец выговорил:
— Порой весьма трудно определить степень душевного равновесия.
— Безусловно. Вот почему так усердно я пытаюсь найти эту степень в состоянии мисс Айрес. У вас не возникало сомнений? Никаких? Скажем, когда она «передумала» насчет свадьбы. Ей были свойственны столь резкие перемены?
Помешкав, я согласился, что в последние недели жизни Каролина была дерганой.
— Что вы подразумеваете под «дерганой»?
— Необычную замкнутость… странные мысли.
— Какие именно?
— О семье, о доме.
На последних словах я осип. Ридделл сверлил меня взглядом, каким давеча сверлил Бетти.
— Мисс Айрес когда-нибудь говорила с вами о призраках, фантомах и прочем?
Я не ответил.
— Мой вопрос продиктован невероятным рассказом о жизни в Хандредс-Холле, который только что мы услышали от горничной. Думаю, вы согласитесь, это важный пункт. Мисс Айрес когда-нибудь говорила с вами о призраках и фантомах?
В зале возник шепот, который Ридделл оставил без внимания. Не сводя с меня взгляда, он спросил:
— Она всерьез верила, что в доме обитают привидения?
Я неохотно ответил, что Каролина считала, будто на дом влияет некая сила. Нечто сверхъестественное.
— Не думаю, что она верила в настоящее привидение.
— Но верила, что имеются доказательства этой… сверхъестественной силы?
— Да.
— Какого рода?
Я вздохнул.
— Каролина считала, что под влиянием этой силы ее брат сошел с ума, что эта же сила воздействовала на ее мать.
— Значит, подобно горничной, она считала, что эта сила ответственна за самоубийство миссис Айрес?
— В общем, да.
— Вы потакали этому убеждению?
— Конечно нет. Я о нем сокрушался, находил болезненным и всячески старался развеять.
— Но оно сохранялось?
— Да.
— Как вы это объясните?
— Никак, — горько сказал я. — Хотел бы, но…
— Вам не кажется это признаком умственного расстройства?
— Не знаю. Каролина говорила… о родовой порче. Я видел, что она боится. Поймите, в доме происходило нечто… Не знаю.
Ридделл нервно снял очки и защипнул переносицу, потом вновь заправил проволочные дужки за уши.
— Должен сказать, я неоднократно встречался с мисс Айрес, но многие из присутствующих здесь знали ее гораздо лучше меня. Полагаю, мы все согласимся, что она была весьма уравновешенной молодой дамой. Одно дело, когда в сверхъестественную чушь верит горничная. Но если о привидениях говорит умная, здоровая, благовоспитанная девушка вроде Каролины Айрес… наверняка имеет место серьезное расстройство, не так ли? Все это ужасно печально, и я понимаю, как вам тяжело признать, что та, кого вы некогда беззаветно любили, помутилась рассудком. Мне кажется предельно ясным, что мы имеем дело с наследственным помешательством — родовой «порчей», как выразилась мисс Айрес. Возможно ли, что за мгновенье до смерти ее вскрик «ты!» был обращен к некой галлюцинации? Что безумие уже цепко держало ее в своих лапах? Нам не дано узнать. Однако я решительно склоняюсь к тому, чтобы рекомендовать присяжным вновь обсудить вердикт «самоубийство в помрачении рассудка»…
Я не медик, — продолжил Ридделл. — Вы семейный врач, и я бы хотел заручиться вашей поддержкой. Если вы не в силах ее оказать, прямо скажите об этом, и тогда, возможно, моя рекомендация присяжным будет иной. Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? Да или нет?
Руки мои слегка дрожали. В комнате было очень душно, я чувствовал на себе взгляды присяжных.
