сведет.
Мастер порылся в ящичке, нашел то, что искал, и, приложив трафарет к щеке Алекса, взял угольную палочку.
– Займет час, не больше.
– И не шевелись, – предупредил Пракс. – У меня другие дела, но за тобой присмотрит Аншар.
– Горшок слушается горшечника, – заметил его долговязый темнокожий напарник. – Ты же не хочешь получить иголкой в глаз.
На рисунок ушло несколько минут, после чего Алексу пришлось еще час стоять на коленях, пока старик неторопливо прокалывал дырочки в его щеке и втирал подозрительно похожую на яд смесь кобальта с кадмием. Кровь стекала по подбородку вместе с потом, и мастер периодически вытирал ее грязной тряпкой. Наблюдала ли за процессом Фессания, Алекс не знал. Иголки, казалось, проникали в нервную систему головы, словно старик снимал копию его мозга.
Наконец все закончилось. Мастер вытер иголки все той же тряпкой, убрал инструмент в ящик и, насвистывая под нос, удалился.
Алекс попытался подняться с колен, но Аншар положил тяжелую руку на его плечо.
– А теперь сделаем тебе стрижку раба.
Какая-то толстуха, по виду кухарка, принесла чашу с водой, кусок мыла, ножницы, железную бритву и тяжело опустилась на табурет. Защелкали ножницы. Вьющиеся кудри упали на землю. Заскребла по коже бритва. Потом женщина вымыла ему голову мылом, что-то поправила, и от прежней прически остался гребень на макушке.
– Следующая через месяц, – сказала она. – Но если волосы отрастают быстро, приходи через две недели.
Наконец-то Алексу разрешили подняться. Он даже сохранил то, что должно было стать бородой. Аншар указал на тростниковую дверь.
– Разденься и умойся. Я дам тебе юбку.
Часом позже в комнату Фессании ввели совсем другого Алекса: голого по пояс, в юбке, с бритой головой и татуировкой в виде львиной головы. Щека онемела, как будто к ней приложили лед.
Увидев его, Фессания даже захлопала в ладоши от восторга.
– Ты стал настоящим вавилонянином! Можешь идти, Аншар. Я сама объясню новому рабу его обязанности.
Они остались одни.
– Ты, кажется, не очень-то опечалена смертью Мориеля, – заметил Алекс.
– Я ужасно огорчена. Но хорошо уже то, что Мори смог кое-чему научить своих работников. По крайней мере я довольна париком, который заказала к свадьбе.
– К свадьбе?
Она поиграла серебряным гребнем.
– Да. И давай лучше поговорим об этом, чем о мертвом цирюльнике. Тем более что обстоятельства его… его… гм…
– О каких обстоятельствах ты говоришь? О тех, при которых его зарезали? О низком предательстве мага, которому вы заплатили – между прочим, моими деньгами, – чтобы узнать содержимое моего маленького свитка?
– Твоего! Ты ведь просто нашел его на улице, разве не так? – Фессания рассмеялась. – В любом случае, даже если он твой, подумай, кому принадлежишь ты сам?
Тем не менее Фессания не стала отрицать, что знает содержимое свитка, хотя Мориеля убили прежде, чем он успел поговорить с ней. Апекс сразу обратил внимание на это упущение.
– Раз уж я имею право выкупить свободу, то есть, полагаю, и законы, касающиеся собственности рабов.
– Конечно, есть. Только вот толковать закон можно по-разному.
– Не думаю, что тебе понравится, если я обращусь с жалобой именно по этому вопросу. Или расскажу обо всем твоему отцу.
Она отбросила гребень.
– Скорее всего ты увидишь его уже сегодня на вечерней молитве. Нужно согласовать дату свадьбы, так что он появится лично. И тогда, Мори, тебе многое станет ясно.
– Как ты меня назвала? – Фессания отвернулась к окну. – Ты назвала меня Мори. Не можешь забыть об ушедшем дружке? Но я для тебя новым Мори не буду.
– Верно, не будешь. Ты же ничего не знаешь, а он знал многое. – Она подошла к нему, окинула холодным взглядом и, подняв руку, дотронулась пальцем до татуировки на щеке. – Придется обходиться тем, что есть. Обучить тебя восхитительному искусству интриги.
– Тебе мало Пракса? Разве он не согласен выполнить любое твое поручение?
– Пракс по натуре немного пуританин. Моралист. Еще в большей степени, чем Аншар, которого к комментариям по поводу нравственности толкает отсутствие оригинальности. Пракс может невзлюбить тебя, сам не понимая почему. Но если прикинешься послушным, строго наказывать не станет.
Алекс сглотнул подступивший к горлу комок. Щека от ее прикосновения разболелась.
– Получается, мои нравственные качества недотягивают до стандартов Пракса?
– В тебе так много всего смешалось: недоверие, вероломство, амбиции. Ас сам знаешь кем тебя объединяют… некоторая тяга к мазохизму, подсознательное желание, чтобы люди наказывали и предавали тебя. В твоем случае это объясняется тем, что ты не оправдал надежд своего клана, ожидавшего от тебя чего-то большего. При этом тебе кажется, что наказания судьбы, которые ты сам навлек на свою голову, освобождают тебя отличных обязательств и дают право потакать затаенным порочным страстям, что возможно только в таком городе, как Вавилон.
– И это все?
– Кет. Оружием защиты от мира ты избрал холодную иронию, чтобы выглядеть сильным и искушенным, тогда как в действительности тебе недостает жизненного опыта. Одна из главных причин, почему ты с недоверием относишься к людям, почему не способен открываться и быть искренним, заключается в том, что для эгоиста не существует никого, кроме него самого. Другие люди всего лишь предметы, объекты. Единственный субъект, единственное «Я» – ты сам. Остальные существуют лишь постольку, поскольку нужны тебе или мешают…
– Я случайно не твое зеркало, Фессания?
– Ты должен называть меня госпожой. Сейчас ты мой предмет, моя собственность. Ты не способен отдаваться, но я сама взяла тебя. Помнишь, в храме Иштар я сказала, что молюсь за тебя. Теперь ты мой.
– Кстати, к вопросу о том, кто и как способен отдаваться. Этот твой муж…
– Твое остроумие оскудело так же, как и кошелек.
– Кто он?
Фессания улыбнулась.
– Думаю, мы друг друга стоим.
– Ты и он?
Она качнула головой.
– Ты, раб, и я. Так что будь моим зеркалом, и я тебя отполирую. Моего будущего мужа зовут Музи, он сын Гибила, финансиста. Гибил – человек очень богатый, хотя к деньгам пришел не совсем праведным путем. Музи немного глуповат, но компенсирует этот недостаток бравадой. Его страсть – охота на диких зверей. Здоров, хорошо сложен, настоящий молодой жеребчик. Укротить и обучить такого – чистое удовольствие. Я не буду вставать у него на пути, и то, что Музи не сможет покорить во мне, он компенсирует на охоте, убив львицу.
– Рискованное предприятие. Лев может откусить ему голову, оставив тебя богатой вдовой.
– Не дерзи.
– Извини. И, пожалуйста, отполируй меня еще немного. Расскажи, что такое было в том свитке, если из-за него пошли на убийство.
– Подожди, пока не встретишься с моим отцом. Любое событие лучше тысячи слов. Вот почему я
